Читать «Алые росы» онлайн - страница 251
Владислав Михайлович Ляхницкий
Замолчала, что-то не досказав. Подумав, спросила:
— Говорят, когда загорелся Устинов дом, ты, обжигаясь, сама открыла им дверь.
— Дура была.
— А теперь бы не открыла?
Досада появилась: зачем ворошить в памяти то, что надобно позабыть. «Открыла б? Нет? Умнее стала? — копнулась в душе, и ответ удивил саму Ксюшу:
— Дурой, видать, и осталась, снова б открыла.
— Устин тебя ищет. Сюда приезжал, но Аграфена тебя тогда спрятала у реки.
— Ищет? — и опять удивилась, не найдя в Душе страха. Только злоба запылала сильнее, чем прежде.
И Вера продолжала говорить.
— Может быть, Ксюша, все люди немножечко дураки? Кто полностью властен над чувствами? А? — и подумала про себя: «Я коммунистка. У меня большая работа — коммуна, организация рабочего контроля на приисках, организация школ, а чуть останусь одна, так вижу его. Быть может — врага».
— У тебя есть жених? — спросила Ксюша.
— Как тебе сказать… Наверное, я его потеряла. Эх, Ксюшенька, есть такая русская поговорка: что имеем не ценим, потерявши плачем. И часто проходим мимо нашего счастья. Да как без ошибки узнаешь, счастье проходит мимо тебя или нет?
10.
— Попрошу без сантиментов в духе Лидочки Чараской, — прикрикнул Ваницкий. — Я дал тебе время одуматься, поразмыслить, а теперь получай приказание. На юг вышел отряд под командованием ротмистра Горева. Его задача — восстановление старых порядков в районе наших с тобой приисков. Наших с тобой! Понимаешь? Твой совет для него превыше закона. Конечно, разумный совет.
— Я сказал: не поеду.
Аркадий Илларионович забарабанил по столу указательным пальцем и сосчитал: «Раз… два… три… четыре…»
— Имей в виду, дезертирство в военное время карается смертью.
Валерий смотрел на отца и чувствовал, как слабеет в нем сила сопротивления. Отец не бросает слов даром. Валерий ненавидел сейчас отца, но спорить больше не было сил.
— Н-ну, — напомнил Аркадий Илларионович.
Валерий невольно поднялся и ответил почти как в строю:
— Я еду, отец.
11.
— Боже мой, всеблагий, всесильный, всемилостивый, всевидящий, всемогущий, неужто допустишь, штоб подлянка, блудница от кары ушла? А еще всемогущий…
Молится Матрена в старой избе, где и углы покосились и матка просела, а на месте нового дома только печи стоят да лежат на земле груды неприбранных головешек. Взглянет на них Матрена, и еще истовей молится.
— Подлянку-то, Ксюху-то, выдай нам, боже. Напрочь спалила избу, а Устин только оплеуху успел ей дать.
Бог у Матрены, как у всех кержаков, падкий на самую грубую лесть. Скажешь ему: всемогущий, — глядь, он и сделает, о чем просишь. Матрена не очень его уважает, потому, как малость с глупинкой бог. Ему за копейку поставишь свечу и давай попрекать: гляди, мол, свеча горит, так смотри, пособи повыгодней пашеничку продать. Вроде: на тебе горсть дыма, а ты мне сотню рублей. Если плохо действует, можно и попрекнуть, и малость польстить: ты же всемогущий, всепомнящий, неужто забыл, я те свечу ставила утром?