Читать «При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)» онлайн - страница 126

Анна Федоровна Тютчева

21 апреля

… Сегодня день моего рождения. Мне тридцать лет. Я провела день невыразимо утомительный: убирала, укладывала, забывала, вспоминала, приказывала, разрешала затруднения, принимала скучных посетителей, прощалась. Приехав сюда, пришлось все начинать сначала в обратном направлении: надо было устраиваться вновь, и среди всего этого маленькая девочка, которая требует, чтобы ее занимали. Мне очень хотелось в этот день повидать хоть немного своих, но не было никакой возможности, к тому же я была так задергана, что у меня не было места ни для малейшего чувства. Так проходят у меня все праздники между волнениями и одиночеством! Вечер, уложив свою девочку, я провожу одна в холодной и плохо меблированной комнате. Что за скверная жизнь — жизнь при дворе; тем более что так трудно удержаться от горького чувства к горделивым счастливцам, которые, поглощая наше жалкое существование, принимают это как должное, не задумываясь, вероятно, никогда над тем, что наше время, наши силы, наш ум, которыми они так бесцельно, расточительно пользуются, мы могли бы, быть может, употребить на то, чтобы дать счастье другим и себе. Печально, что столько существ должно быть стеснено для того, чтобы одному было хорошо, и так много людей должно страдать для того, чтобы один мог наслаждаться, да еще наслаждается ли он и хорошо ли ему? Это общий и роковой закон…

Послесловие

История в сущности есть не что иное, как попытка человечества понять и ближе узнать жизнь своих далеких, а может быть, вовсе и не столь далеких предков. Но…

Молчат гробницы, мумии и кости, — Лишь слову жизнь дана:  Из древней тьмы, на мировом погосте Звучат лишь Письмена.

Эти строки И. Бунина могут быть с легкостью опровергнуты современной наукой — именно археология, извлекающая из недр земли остатки давно исчезнувших цивилизаций, неизмеримо расширила представления современного человека о прошлом. Но, положа руку на сердце, нельзя не признать, что, сколько бы мы ни вглядывались в эти безмолвные свидетельства, лишь дошедшее до нас слово в состоянии одушевить историю, сделать ее живой и доступной. Именно поэтому так сильна во всех нас тяга к письменным источникам, и в первую очередь к мемуарной литературе. Будь то воспоминания о днях недавних или отделенных от нас столетиями.

Меняющаяся на глазах общественная жизнь сделала сегодня возможным появление таких изданий, о которых несколькими годами ранее и речи быть не могло. Относится это не только к событиям советской истории, но и к временам, далеко отстоящим от 1917 г. Долгое время среди запретных тем дореволюционной истории России на одном из первых мест стояла придворная жизнь. Писать о жизни царей и цариц, а тем более публиковать документальные свидетельства об этом не только считалось идеологически вредным, но и признавалось чуть ли не дурным тоном. Ну что это может дать для понимания истории? Вот «социально-экономические процессы» — это другое дело. Да что там двор. Всего лишь несколько лет назад серьезной крамолой считалось даже воспроизведение портретов русских императоров. Декабристов — пожалуйста, Александра I (а тем более кого-нибудь из более близких к нам царей) — ни в коем случае. Екатерина II была, пожалуй, последней, чье изображение допускалось на страницы исторических изданий. И как следствие подобного подхода, оказывалось, что видели мы русскую историю как в кривом зеркале в комнате смеха: что-то было раздуто до невероятных размеров, а что-то, на деле важное и серьезное, и разглядеть было невозможно.