Читать «Демократия. История одной идеологии» онлайн - страница 23

Расширение числа граждан — то, что однозначно отличает афинскую модель от спартанской, — таким образом, неразрывно связано с рождением морской империи. Эту империю сами моряки-«демократы» стали с течением времени осознавать как универсум, населенный подданными, которых можно «выжимать» досуха, как тех же рабов. Знаком солидарности с союзниками считалось распространение на союзнические общины демократической системы (то есть предоставления гражданских прав неимущим). Следовательно, несмотря на империалистическую эксплуатацию со стороны Афин, какая-то часть общества в союзнических городах всегда находила приемлемым союз с Афинами, скрепляемый именно внедрением — полюбовно или же силой — политической системы головного государства. Таким образом, вне зависимости от наличия или отсутствия численного большинства, в союзнических, или подчиненных, городах всегда имелась база для демократии.

В этой связи следует вспомнить, что участие в принимающих решения народных собраниях, а значит, в самой работе демократии ни в коем случае не было автоматическим, а, наоборот, сопровождалось ограничениями. Можно сказать, что, по мере того как на сцену выходят одни общественные группы, другие с нее удаляются. Данное явление аналогично тому, которое можно проследить в революционном Париже 1794 г. на самом пике драмы Термидора: после падения Робеспьера и ослабления в секциях реального влияния и активного присутствия радикальных «санкюлотов» на смену им приходят другие социальные слои, и «другой народ», если можно его так назвать, становится субъектом того уровня прямой демократии (по античному образцу), какой был достигнут в механизме работы секций. Но к этому мы еще вернемся. Пока достаточно будет вспомнить, что в последней четверти V века до н. э. из числа граждан, то есть порядка 30 тыс. совершеннолетних мужчин в возрасте, пригодном для военной службы, свободных и «чистокровных», на народное собрание почти никогда не являлся кворум в 5 тыс. человек. Об этом заявляют, не боясь обвинения во лжи, олигархи, в 411 году организовавшие антидемократический государственный переворот, имевший целью сократить число граждан как раз до 5 тыс. человек (Фукидид, VIII, 72, 1). Естественно, как всегда делается в подобных случаях, олигархи умолчали о том, что в их намерения входило передать решающую власть другим пяти тысячам (избранным согласно старому критерию, то есть возможности вооружиться за собственный счет), а, следовательно, вывести за пределы гражданства обычные пять тысяч (фетов, моряков и так далее), которыми кишит народное собрание во времена господства радикальной демократии. Так или иначе, даже после полного восстановления демократии в 409 г. до н. э. для привлечения граждан к участию в народном собрании потребовались дополнительные стимулы. Речь идет о пресловутой «диобелии» (плате, равной двум оболам): Аристотель («Афинская полития», 28, 3) приписывает ее введение инициативе Клеофонта, одного из последних народных вождей, действовавших до военного краха 404 г., о которых хоть что-то известно; в любом случае сведения о двух оболах подтверждаются эпиграфическими надписями 410-405 гг. до н. э. Такие стимулы призваны уменьшить абсентеизм неимущих: получив плату, они могут участвовать в собрании, поскольку им возмещен их дневной заработок.