Читать «Во главе двух академий» онлайн - страница 78

Во второй четверти XIX в. имя нашей героини вспоминают и в другом историческом контексте: в Е. Р. Дашковой, и в старшей ее современнице, Н. Б. Долгоруковой, видят предшественниц декабристок.

Судьба Натальи Борисовны Долгоруковой (1714–1771) давала основания для таких аналогий: не отказалась от брака, когда на семью жениха обрушился гнев царицы Анны Ивановны, отправилась с мужем в ссылку, в Березов, через три дня после свадьбы, а разлученная с ним, узнав о его гибели, выразила свой протест единственно доступным ей способом — приняла схиму… Закономерно, что поэт-декабрист К. Ф. Рылеев посвятил этой сильной духом русской женщине одну из своих «Дум».

Но какие ассоциации с декабристками вызывал у их современников образ Дашковой? Должно быть, их усматривали не в биографических аналогиях, а скорее в психологических; в жизненной позиции Дашковой, в том, что она решалась противопоставлять свои взгляды и поступки общепринятым — одним словом, смела быть личностью в те годы, когда этим правом обладала только одна женщина в государстве — Екатерина II, не случайно же подписавшаяся однажды: «Слово „так“».

«Нет, я не терпела долгую немилость, которая могла бы унизить меня или как-то изменить мой характер, — возражает Дашкова Рюльеру в уже цитировавшихся замечаниях на его книгу. — Если императрица не всегда вела себя по отношению ко мне, как следовало бы, т[ак] к[ак] мешали ее фавориты, — это меня не удручало. Я часто осмеливалась выражать недовольство…».

«Осмеливалась выражать недовольство…» И это в ту пору, когда Екатерина II стремилась представить свое «восшествие» на престол как акт народной воли и окружить его атмосферой всеобщего ликования.

Но, может быть, Екатерина Романовна принадлежала к тем натурам, которые вообще не умеют быть довольными? Отчего же! Она была вполне довольна, когда в юности на большом парадном обеде осадила зарвавшегося наследника престола, и когда перекрасила мундиры на картине, висевшей в берлинской гостинице, и когда уже в зрелые годы отстояла свой план словаря и осуществила его, и когда, будучи уже пожилой, озорно приказала опубликовать произведение, в котором Екатерина усмотрела «слишком строгий и горький упрек верховной власти», а потомки увидели вершину дворянского свободомыслия, — трагедию Княжнина.

В письме к А. Воронцову Завадовский отмечает, что особое негодование императрицы вызвало появление Екатерины Романовны при дворе на следующий день после первого разговора о «Вадиме» «в виде бодром и веселом». «Одним ли сим, — пишет далее Завадовский, — или еще и разговором возбудила негодование паче прежнего…».