Читать «Русская драматургия ХХ века: хрестоматия» онлайн - страница 265

Обломов (тихо). Возьми меня, какой я есть. Люби во мне, что есть хорошего! Ведь я люблю. […]

Ольга (холодно). Так нам пора расстаться! Прощай! (Усмехнувшись.) За меня не бойся. Я поплачу и потом уж больше плакать не стану.

Пауза.

Что погубило тебя, Илья? Ведь ты добр, умен, нежен, благороден. и. гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу.

Обломов. Есть. (Почесал голову.) Только надо найти ему название. И сразу все будет хорошо. Все сразу пройдет.

Ольга, не дослушав его, уходит. В руках у Обломова остается ее перчатка.

Сцена восьмая

Пшеницына штопает чулки. Входит Обломов. Не снимая пальто, он садится в кресло.

Захар. Это, должно быть, барышня забыла? Обломов. Какая барышня? Захар. Ильинская барышня. […]

Обломов. Послушайте, Агафья Матвеевна!.. Захар дурак. Вы, ради Бога, не верьте ему! Насчет перчатки.

Пшеницына. Что мне за дело, чья это перчатка?

Обломов. Портнихина, которая рубашки шьет. Примерять ездил.

Пшеницына. А вы где заказали рубашки? Кто вам шьет?

Обломов. Из французского магазина.

Пшеницына. У меня есть две девушки – так шьют, такую строчку делают, куда там французам. [.]

Обломов. Только вы не подумайте ничего, пожалуйста! Не подумали?

Пшеницына, отложив чулок, выходит из комнаты. Обломов сидит неподвижно, глядя в пол. Пшеницына вносит халат.

Что это?

Пшеницына. Вымыла и починила. Халат.

Пшеницына снимает с Обломова пальто, сюртук и гастух. Зайдя сзади, помогает ему надеть халат.

Обломов. Руки-то у вас какие… Локти. Ещё с ямочками!..

Невзначай она касается лба Обломова.

Пшеницына. Да у вас жар! Горячка! Постойте-ка!

Прикладывается губами ко лбу Обломова. Входит Захар с подносом, накрытым к чаю. Видит Обломова и Пшеницыну – она приложилась губами к его лбу, а он замер. Чашка с подноса полетала на пол.

Захар. Что это вы, Илья Ильич. Зачем это. Халат, вроде выбросить велели, а сами. Зачем?

Обломов. А ты зачем чашку разбил?

Сцена девятая

В кресле сидит Обломов. Рядом с ним на скамеечке – мальчик Ваня. Пшеницына, склонив голову, шьет. […] Взлетает портьера на двери, стремительно входит Штольц.

Штольц. Илья! Я хотел спросить тебя… Эта женщина… что она тебе?

Обломов. Я у нее квартиру снимаю. Вдова коллежского секретаря Агафья Матвеевна Пшеницына. С двумя детьми, с Ваней и Машей. Покойно, тихо. Никто не трогает, ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Есть с кем слово перемолвить, как соскучишься. Двое ребятишек – играй с ними, сколько хочешь. <…>

Штольц. Зачем ты краснеешь, Илья? Послушай. Если тут мое предостережение может что-нибудь сделать. то я всей дружбой нашей прошу, будь осторожен.

Обломов. В чем? Помилуй!

Штольц. Ты смотришь на нее так, что, право, я начинаю думать. Смотри, Илья, не упади в эту яму.

Пауза.

Обломов. Выпей, Андрей, право, выпей. Славная водка! Ольга тебе этакой не сделает. Она споет Casta Diva, а водки сделать не умеет так! На молодом смородиновом листу. И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает! А руки-то у нее какие, локти с ямочками! И все сама! Сама крахмалит мне рубашки! За другим жена так не смотрит – ей-богу! Знает каждую мою рубашку, все протертые пятки на чулках, какой ногой встал с постели, собирается ли сесть ячмень на глаз, какого блюда и по скольку съел, весел или скучен, много спал или нет…