Читать «Пароль — Родина» онлайн - страница 125

— Сволочи! — коротко выругался Илья.

— Расстрелять или повесить — это у них вроде детской забавы, — с горечью продолжал старик. — Недавно арестовали двадцать человек, видать, донес кто-то… Повели на базарную площадь вешать в назидание остальным. По пути одному арестованному удалось сбежать. Так что же ты думаешь? Гестаповцы какого-то паренька из толпы вытащили и вместо того, сбежавшего, повесили, чтобы, значит, точную цифру соблюсти. Вот такие дела у нас творятся. — Семен Петрович тяжело вздохнул и умолк.

Машина подъезжала к вокзальной площади.

Калужская вокзальная площадь! Терехов даже не узнал ее. На ней громоздились развалины. На изуродованном фасаде самого вокзала висела вывеска со свастикой и с незнакомыми немецкими словами. Задрав вверх длинные жерла, стояли три зенитных орудия, а у входа на перрон и с другой стороны здания вокзала Илья заметил несколько танков, бронемашин и мотоциклов. Площадь была безлюдна, лишь у зениток прохаживались часовые в шинелях с поднятыми воротниками, в низко нахлобученных солдатских пилотках.

Дома, мимо которых неторопливо катился грузовик, почерневшие, с выбитыми стеклами, казались могилами. На этой всегда людной и шумной площади Калуги было тихо, немцы будто погасили все живое.

Один из часовых, заметив машину, мельком глянул на номер городской управы и безразлично продолжал свой путь: пять шагов вперед, пять — назад.

Очень скоро «газик» проехал мимо Баррикадной улицы.

— Я сойду, Семен Петрович, — не поворачивая головы, предложил Илья. Он продолжал сидеть за рулем, пристально глядя в запотевшее стекло кабины.

Решение сойти именно здесь, у Баррикадной, у Ильи возникло только что. Он вспомнил: этой улицей ездили ребята до войны на учебный Грабцевский аэродром Осоавиахима. Может быть, немцы его приспособили для своих машин?.. Хоть издали глянуть…

— Очумел, что ли? — сквозь зубы процедил Барыбин. — Здесь охраны полно. Аэродром недалеко.

«Ага, значит, я не ошибся, — подумал Терехов. А старик продолжал:

— Проедем еще немного подальше, свернем в переулок налево, там и сойдешь. К себе потопаешь или куда еще?

— К себе. Вот только не знаю, жива ли бабка?

— Жива старая.

— Одна или, может, кто въехал?

— Одна. Ваша хибарка господам не подходит.

Старик понял смысл вопроса Ильи и дал на него нужный ответ.

— А Зина?.. Зайчевская. Помните? Как она? — опять спросил Илья.

— Зина с фабрикой эвакуировалась. Тревожилась перед отъездом, что от тебя писем нет.

Терехов облегченно вздохнул. После всего услышанного им от Семена Петровича было радостно сознавать, что его подруга в безопасности.

Но вот и переулок. Простились молчаливо, крепким рукопожатием, как старые, верные друзья. Уже повернувшись, чтобы уходить, Илья услышал шепоток Семена Петровича:

— Загляну вечерком. Адресок знаю. Насчет работенки покумекаем и вообще потолкуем.

— Спасибо. Заходите обязательно.

Грузовичок, зафырчав, отъехал, и Терехов остался один.

Чувство одиночества, горечи и тоски с силой сдавило сердце Ильи. Когда человек возвращается в родные края, его обычно радует все: и узкая улочка, по которой когда-то бегал с обручем, а потом шагал на работу, и место первых встреч и свиданий с любимой, и скверик, что зеленел неподалеку от автобусной остановки… Кажется, даже булыжники на неровной мостовой, и те знакомы тебе и радуют глаз старожила… А сейчас город, в котором Илья родился и прожил свою недолгую жизнь, был совсем не похож на родную, милую Калугу. Израненная, искалеченная, закопченная… Разве это Калуга? Разве это город его детства, его юности?