Читать «Дорога на Москву» онлайн - страница 9

Так вот, с историей у меня были своеобразные отношения. Я любил не саму науку историю, состоящую из огромного перечня больших и малых событий, а её толкование профанами, к которым, несомненно, принадлежали писатели. Я с удовольствием читал описания исторических событий Прусом, Яном или Дюма, не придавая особенного значения достоверности этих описаний. Вполне понятно, что история представлялась мне излишне романтизированной особой, похожей одновременно на Венеру, Клеопатру и царицу Савскую. Все они были как прекрасны, так и непостижимы. А главное, в каждой исторической персоне была загадка, которую хотелось разгадать.

Экзамен по истории принимали два преподавателя, молодой и не очень молодой.

– Ну, что у вас там? – устало спросил преподаватель постарше.

– Крымская война, – сказал я. – И Февральская революция.

– Давайте про войну, – распорядился он.

– Крымская война произошла в 1854–1856 годах… – бодро начал я.

– Каких-каких годах? – перебил меня второй экзаменатор.

– В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, – поправился я.

В принципе Крымская война была мне знакома, особенно подвиги матроса Кошки. Я читал не только рассказы Льва Толстого, но и «Севастопольскую страду» Сергеева-Ценского, которая, конечно, была меньше «Великого Моурави», но не такая уж и маленькая. О подвигах Нахимова, Корнилова и Тотлебена я мог рассказывать долго. Однако развернуться мне не дали.

– Даты путает, – сказал молодой экзаменатор, беря в руки «зачётку». – «Четвёрка», и то с натяжкой.

– Он же филолог, – возразил его напарник. – Для филолога знания вполне приличные.

– В каком году произошла Февральская революция? – спросил молодой.

– В феврале семнадцатого, – пожал я плечами. – И не революция, а переворот. Революция была в октябре.

– Вот! – оживился не очень молодой экзаменатор. – Политически грамотный абитуриент, что для филолога даже странно. Я думаю, надо ставить «отлично».

– Да он в Крымской войне плавает! – порозовел от негодования молодой.

«Сам ты плаваешь, аспирант хренов, – подумал я. – О Великом Моурави, небось, и слова не сказал бы».

– А что нам говорил Николай Гаврилович? – посмотрел на него старший товарищ. – Кто будет виноват?

У меня в голове всё смешалось. «Кто виноват?» – это ведь роман Чернышевского. Я честно пытался его прочитать, но дальше сотой страницы дело не шло. Хотя сейчас, наверное, это не имело особенного значения.

Пауза угрожающе затягивалась.

– Хороший роман, – сказал я.

– Какой роман? – уставились на меня оба экзаменатора.

– Николая Гавриловича, – упавшим голосом сказал я.

Преподаватели расхохотались.

– Так и быть, «пятёрка», – расписался в «зачётке» аспирант. – Про Николая Гавриловича он хорошо сказал.