Читать «Братья Ждер» онлайн - страница 125

Маленький Ждер закусил губу. Сердце у него сжалось.

— Ответь мне, правильно я угадал?

Ионуц молчал.

— Что же, тогда давай и я вздохну, — пробормотал Симион. — Эта напасть и это страдание — как черная оспа. От нее никому нет спасения. Если выйдем невредимыми из завтрашнего боя, то отвезу тебя к отцу Никодиму или к мамане на исповедь.

— Я могу исповедаться и тебе, батяня, — прохныкал меньшой и, повернувшись на бок, прижался лбом к груди брата.

Второй конюший опустил веки и молча выслушал рассказ Ионуца. Когда тот кончил, он открыл глаза и увидел звезды сквозь пелену слез.

— Меня не так уж печалят твои горести, — сказал он, обхватив брата за шею и прижимая его к себе, — и не сердят те глупости, какие ты наделал. Горестно мне, что ты еще не возмужал, и боюсь, как бы не потерять тебя.

В этих последних словах Ионуцу послышался плач конюшихи Илисафты. Но он знал, что не может освободиться от своего любовного недуга и от своего греховного безумия. Страсть владела им, как неодолимая сила стихии.

На второй день среди Липинцских лесов началась кровавая охота на Мамаковы полчища.

Длинные вереницы возов и толпы полонян замедляли продвижение татарских отрядов. Сзади нападали, точно злые псы, крестьянские ватаги, скрывавшиеся на лесных опушках. Затем оказалось, что дороги, по которым татары вторглись в молдавские пределы, перерезаны. В засадах стояли уже не испуганно вопившие взлохмаченные смерды верхом на худых клячонках, а крепкая рать. Мурзы понимали, что им надо вывести обозы к бродам, а не ввязываться в сражения. Поэтому, натолкнувшись на конные рати Нижней Молдовы, они поворачивали на север, надеясь найти там свободный проход. Вскоре им пришлось прорываться уж с боем. В стычках татарва стала терять обозы и рабов. И вдруг в достопамятный день двадцатого августа на пути татарских отрядов оказались конные наемные полки Штефана-водэ. Все действия войск, теснивших и окружавших грабителей, были направлены к тому, чтобы, подгоняя их из долины в долину, подвести к одному-единственному выходу.

Здесь и ждала их погибель. Отброшенные с холмов к дубравам, отряды ногайцев рвались к узкому, казавшемуся свободным проходу между двумя косогорами, выводившему к днестровским лугам. Но как только они достигали самого узкого места, на них обрушивался огонь пушек Петру Хармана. Часа не прошло, и проход был запружен толами убитых. Ногайцы в страхе разбежались кто куда; тогда господаревы ратники начали рубить их саблями и рубили, пока не устали руки.

В третьем часу дня конюший Симион, бившийся рядом со своими служителями и младшим братом, заметил в глубине балки странную толчею: какой-то отряд ногайцев старался незаметно проскользнуть вперед. Опытный пасечник знает, что отроившиеся пчелы так толкутся вокруг матки, пряча ее. Конюший догадался, что там был какой-то крупный сановник хана Мамака.

Направив туда своих служителей, Симион велел младшему Ждеру держать наготове аркан. Сам он тоже перебросил на левую руку веревочный круг. Как только его отряд показался в низине, татары рванулись вперед, оставляя на пути для обороны часть бойцов. Служители Штефана-водэ завязали с ними бой, пустив в ход сабли и копья. Конюший быстро нагнал остальных татарских всадников и сразу заметил того, кто был среди них за старшего. То был юноша в голубом халате. У него не было кожаного нагрудника, как у рядовых ногайцев. На голове его блестел серебряный шлем с белым страусовым пером, изогнутым к затылку. В правой руке он держал обнаженную саблю. Вокруг него были не рядовые слуги, а седовласые мурзы. Слуги держались в отдалении по сторонам и на всем скаку пускали стрелы в преследователей.