Читать «АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914» онлайн - страница 13

Доминик Ливен

Даже там, где «аристократическая» и «буржуазная» культура сильно воздействовали друг на друга, как это имело место в Англии и Германии, их взаимовлияние носило, как правило, сложный характер. Более того, как аристократия, так и буржуазия отличались множеством оттенков и калибров. У столичной придворной аристократии были иные ценности и иной стиль жизни, чем у сельской поместной верхушки или служилого дворянства, будь то чиновного или военного. «Буржуазия» может означать разбогатевших промышленников, выходцев из глухой провинции, и старую, блестяще воспитанную космополитическую элиту, коммерческую и финансовую, нередко еврейского происхождения, с традиционно крепкими связями в политической и дипломатической сферах. «Буржуазия» может также охватывать представителей свободных профессий или высших чиновников с менталитетом, ценностями и навыками весьма отличными друг от друга, как и от менталитета, ценностей и навыков, свойственных финансовой и коммерческой элитам. Смешение ценностей аристократических и буржуазных может дать калейдоскоп возможных комбинаций.

Однако быть аристократом означало обладать не только благосостоянием и высоким положением в обществе, но и властью. Даже при абсолютных монархиях восемнадцатого века, где правление страной осуществлялось назначенными королем чиновниками, высшие государственные и воинские должности очень часто занимали аристократы, а у тех из них, кто жил в сельской местности, под началом всегда находилось огромное число крестьян. В девятнадцатом и двадцатом веках это было уже не так: благосостояние и власть все чаще оказывались в разных руках. При всем своем богатстве аристократ-рантье утратил былую функцию в обществе. Возможно, даже не более праздный, чем его дед, он, живя в обществе, в котором умение изящно вести праздную жизнь, не вызывало особого уважения, уже не мог гордиться собой. Перед ним вырисовывалась перспектива пустого, бессодержательного существования. С другой стороны, его менее богатый собрат, облачившийся в платье государственного служащего или политика, вынужден был расстаться с аристократическим образом жизни. К 1914 году в России, Англии и Германии процессы эти еще далеко не завершились, но были совершенно очевидны.

В принципе, аристократия девятнадцатого века могла выбирать из нескольких стратегий. Она могла уподобиться львам Парето и попытаться удержать свое господство силой. Сила, однако, обернулась бы полицейским государством, которое со временем не только держало бы в узде средние и низшие классы, но ущемляло гражданские (не говоря уже о политических) права самой аристократии. В викторианский период (то есть с сороковых годов и до конца XIX века) русская аристократия испытала это на себе. Более того, хотя применение силы в сравнительно слаборазвитом обществе могло быть эффективным, с усилением модернизации использование одних только репрессивных мер привело бы к тому, что сама аристократия оказалась бы ослабленной и в опасной изоляции. В теории можно было воспрепятствовать развитию процесса модернизации, но на практике, этому мешали геополитические причины. После поражения в битве при Йене и в Крыму, в первом случае прусский, а во втором русский старый режим, чтобы удержать за собой положение независимой великой державы, были вынуждены заняться преобразованием отсталой экономики, судебной системы и общественного устройства. Высказанные Евгением Трубецким в 1909 году слова о том, что «нельзя управлять, не считаясь с народом, когда нужно призвать его на защиту России» являются непреложной истиной.