Читать «Рождение волшебницы» онлайн - страница 890

— В Республике, — ответила она слабым как эхо вздохом.

Юлий пошевелился в изнеможении, поглаживая щекой колено, глубже зарываясь лицом в шелк… заставляя ноги раздвинуться…

— Если… — проговорил он, — слушать законников… придется… раздать народу… все платья… останешься голой.

— Раздам… — едва слышно простонала она.

«Люблю!» — чувствовал Юлий болью. Сердце зашлось. Пылающее лицо тонуло в прохладном и смятом шелке, что прикрывал меж раздвинутых колен лоно…

НО Я ЛЮБЛЮ!

Что-то тяжелое скользнуло по ягодице и падало, царапая бедро. Нож.

Заговоренный смертным заклятием нож, который вручила ему Золотинка. Припрятанный за спиной клинок провалился в штанину и чувствительно воткнулся во внутренний сгиб колена. Напомнила о себе жена.

Юлий тихонечко приподнялся (отчего острие ножа воткнулось еще больше), рука его скользнула на грудь девушки, придавленную через сосок цепью. Это и был Сорокон, он прощупывался через тонкую ткань. Юлий подвинул цепь, освобождая сосок, и нашел ниже грудей камень. Теперь нужно было расстегнуть ворот и запустить руку под платье. Девушка, кажется, поплыла — ничего не понимала, прикрыв глаза ресницами.

А он не мог двинуть правой ногой и чувствовал, как из крошечной ранки сочится по голени кровь. Нужно было оставить девушку и встать, чтобы как-то высвободить нож. Она открыла глаза. Взоры их встретились.

— О, нет, — прошептала она одними губами. — Не могу. Не надо. Не надо…

Она тоже начала подниматься, но как-то расслабленно, в дурмане. А Юлий, под взглядом распахнутых карих глаз, и вовсе не мог шевельнуться — и зачарованный, и пригвожденный.

— Я… уезжаю, — выдохнула она. — Ты… прав… нужно расстаться, — сказала она, окрепнув голосом, и с каждым новым словом говорила яснее и звонче. — Да… ты предлагал — нужно расстаться. Я обещала… тебя оставить… не надо тебе уезжать. — И она отступила с какой-то беспомощной опаской. — Теперь ты справишься без меня. Я уезжаю в Колобжег. Не видела отца четыре года. Ты… Я обещала, я уеду.

Она подалась к двери и выбежала, а Юлий, запоздало рванувшись, чтобы удержать, только охнул — нож больно гвоздил его в голень.

Узкогрудая многовесельная ладья доставила Золотинку в Колобжег с восхитительной быстротой — за восемь неполных дней. На городской пристани по левому берегу тучей чернел народ и полоскались знамена. По правую руку в Корабельной слободе махали шапками корабелы, их жены и дети. Рыбаки встречали государыню на своих судах, и пространство реки до различимого бледной полоской моря покрывали белые хлопья парусов.

По правде говоря, захваченная красотой дня, Золотинка не имела сил досадовать на этот шум, на бой барабанов и пение труб, приветственные клики, на весь этот вселенский переполох, которого она стремилась избежать, сколько это было в ее власти. Но, видно, власть великий княгини была все же не столь велика, чтобы преодолеть извечный порядок вещей. И хорошо было бы тут напомнить себе, что она, Золотинка, не стала лучше за годы, прошедшие с тех пор, как она покинула город. Опытнее, искушеннее — да, а лучше — нет, не стала. Не стала она другим человеком; если хорошенько поскрести — все то же. И значит, не замечавшие ее прежде люди приветствовали не ее, Золотинку, а великую слованскую государыню. Они приветствовали государственную мощь, обаяние волшебства, богатство, славу, успех. И это нужно было хорошенько себе уяснить, чтобы уберечься от естественной, но совсем не похвальной ошибки — от естественной, можно сказать, потребности спутать себя с государственными крепостями и замками, с конными и пешими полками, с судьями, дьяками, с приказными палатами, тюрьмами, с почтой, с палачами, с позорными столбами и прямоезжими дорогами — то есть со всем тем, что составляет государственное тело. Золотинка понимала, что это нелегкая, если вообще посильная человеку задача и нужно, во всяком случае, когда не хочешь прежде срока свихнуться, держать в уме ту босоногую девочку с доверчивой открытой душой, которая не имеет, в сущности, ничего общего с нынешней суматохой.