Читать «Бета-самец» онлайн - страница 104

— Вот ведь что Московия с людьми делает, — Костя начинал злиться, и чем больше он злился, тем более пафосно говорил. — Ненавижу этот рассадник средневековья.

— Московию, Костя, я бы каждому оголтелому идеалисту из города N, который мнит себя паровозом мирового прогресса, прописывал в небольших количествах как витамин, — Голеев уже не сдерживался, только что за свитер Костю не хватал. — Обязал бы фээсбэшников выслеживать вас, отлавливать и — этапом. Вот чтобы каждый, кто перечитал пяток библиотек в своей тмутаракани и душа его страданиями человеческими уязвлена стала, отправлялся всенепременно на годик-другой в златоглавую. Чтобы понять, как оно всё «в реале»… И стоит ли уязвляться. У вас ведь тут на сто бед один ответ, со времен царя Гороха: рыба гниет с головы. А от рыбы-то одна голова и осталась.

— А вот и неправда твоя. Жизнь в России, как всегда, по сусекам, по углам припрятана. И всё еще сложится. Вот увидишь. Из провинции придет и мысль, и действие, когда настанет время.

Голеев удивленно ойкнул.

— Это ты как-то совсем уж, брат, хватанул. Мысль, действие…

«Какая нестандартная казнь», — усмехнулся Топилин. Приговоренный оказался малый не промах, отобрал у палача секиру и кромсает его, потешаясь, на четвертинки.

Топилин нашел взглядом мать. Марина Никитична выглядела заинтересованной.

За приунывшего Костю поспешила вступиться хозяйка.

— Совсем вы, Петр Николаевич, в нас не верите, — пожурила Ольга Вадимовна Голеева. — Не всё же рыбьей голове нас хрумкать.

— Так-то да, — отозвался Голеев. — У самих револьверы найдутся, — и поняв, что на этот раз сам хватанул лишку, затих.

Слушая Костю, который принялся доказывать, что времена столичного диктата проходят, он молчал и лишь тер устало глаза.

— Что ж, давайте пока конфеток похрумкаем, — решил сгладить углы Игорь Юрьевич, приобняв насупившуюся жену. — Чай остывает.

Топилин вышел на балкон покурить.

Под домом трое мальчишек играли в футбол: один на воротах, двое в поле друг против друга. С балкона открывался вид на самую середку Муравьиной Балки: крыши «частного сектора» ввиду рельефа разбросаны беспорядочно, будто костяшки домино перед тем, как их начнут разбирать игроки.

Если не принимать в расчет ненужную эмоциональность, с которой Голеев вспоминал о девяносто шестом, — взгляды бывшего земляка на установившийся порядок Топилин разделял на все сто. Но высказываться в подобном духе отрыто, по любореченским меркам публично, полагал Топилин, значит, расписываться в собственном непрофессионализме. Во всеобщем лохотроне каждый волен запустить свой персональный лохотрончик — что и делал вчерашний Второй могильщик из «Гамлета», которого кормил сериал о суперадвокате, пылком защитнике униженных и осужденных. Но зачем объяснять мухосранским донкихотам, что крутящийся барабан построен из ветряных мельниц? Несолидно. И негуманно, как ни крути.

Когда, докурив, Топилин вернулся в комнату, происходящее там окончательно превратилось в привет из детства: гости наперебой обсуждали, была ли выставка любореченских художников-авангардистов «Требуха», прошедшая в восемьдесят восьмом у проходной скотобойни, антисоветским выступлением или сугубо аполитичным культурным жестом. Вроде бы сходились на том, что любой истинно культурный жест неизбежно становился антисоветским выступлением — в силу антидуховности всего советского.