Читать «Непримиримые (сборник)» онлайн - страница 48

– Кабы агитаторы тут могли банды в плен брать – не хера было бы войска сюда вводить, – выцедил меж зубов тягуче.

– Ну а коль не могут, – так же тягуче, но веселей сказал Балакин, – не хера было сюда таких агитаторов брать.

Постников захватил горячего летнего воздуха в легкие, но выдохнул не в том темпе, на который сам рассчитывал, – легко выдохнул, потому что увидел силуэт человека, бредущего от пропыленных, взятых в кольцо садов.

– Кстати, вон уже кто-то сдается.

Балакин освободил от итальянских очков глаза и поднял к мохнатым бровям бинокль. От поселка шел кто-то в серо-голубой одежде.

– Нашелся один дурак. Да и тот крестьянин, – хмыкнул он, но «комиссар» уловил в его голосе нотку сожаления. Этот единственный сдающийся человек рушил стройную систему балакинских обвинений в адрес агитаторов.

На крыше дома все насторожились: перспективный командир Балакин, взвинтившийся Постников, хитрец артиллерийский начальник, списанный на землю по гипертонии авиационный посредник с сиреневыми щеками, красавец-усач офицер связи, хамовитые солдаты из комендантской «придворной» роты и несколько душевно смятенных чеченцев, среди которых серым светлым пиджаком выделялся промосковски настроенный председатель местной власти (остальные чеченцы были одеты в однотонную милицейскую форму и представляли батальон местных ополченцев, приданных русским «для поддержки штанов», как говорил Горский – начальник артиллерии).

Глава администрации района час назад поставил свою подпись в журнале артиллерийского начальника против тех цифр, которые обозначали цели для длинноносых гаубиц. Цифры эти заменяли собой кирпичный поселок, усыхающие его огороды, больных глистами коров, замученных нуждой и войной сельчан и, конечно же, гордого Шамиля и его боевиков, готовых смертью встретить Балакина с его солдатами и примкнувших к ним чеченцев.

Глава администрации, бывший при СССР главным механиком автобазы, надеялся, что из его души вынут занозу – эту вечную тревогу из-за отряда непокорного Шамиля. И он расписался в журнале шефа балакинской артиллерии против цифр, обозначавших координаты целей. А артиллерийский начальник, бабник и хитрец, преферансист и пушкарь милостью божьей, показал подпись руководителя местной власти Балакину и вполголоса, стараясь меньше шевелить губами, сказал:

– Пусть теперь тявкают, что мы, мол, мирных жителей мочим…

– !! – подняв на лоб очки, Балакин взглядом одобрил согласование с местной властью огня по поселку.

Глава администрации свой выбор сделал уже давно, когда вместе со своими людьми, руки которых еще не отмылись от машинного масла, при Доку Завгаеве разогнал местную мафию, рулившую районом, и в суете Первой чеченской войны расстрелял главаря – владельца высокого дома, на крыше которого теперь разместился «капэ» Балакина и где стоял сейчас в ожидании результатов боя он сам – новый глава администрации района в светло-сером пиджаке. Теперь он настороженно вглядывался в фигуру того, кто шел сдаваться, молясь своему сильному Богу и выпрашивая у него, чтоб сдался мирный житель, а не человек Шамиля. Если Шамиль начнет сдаваться, то с пленными предстоят хлопоты. Их нужно будет охранять, везти в тюрьму, судить и все это время опасаться их побега или амнистии, освободиться же им обязательно помогут, и шамилевцы опять начнут перетряхивать район и его окрестности… Нет, лучше уж пусть Шамиль упрямится и огрызается огнем. И тогда авиация и артиллерия русских оглушат его, а пехота добьет. И это будет правильно.

Но картину портили упрямые и тупые поселковые. «Почему они не выходят из кольца? – думал глава. – Ведь их же никто не тронет. От бомб и снарядов именно они больше всех пострадают, а потом будут еще сильнее ненавидеть и меня, и русских…» Председатель всматривался в человека, бредущего со стороны селения, надеясь, что за ним потянутся остальные.

Хамовитые солдаты из комендантского «придворного» взвода рассупонили на сдавшемся одежду в поисках ножа или гранаты. Но тот был пуст от оружия.

– Веди его сюда! – крикнул Балакин с крыши, и солдаты повели пленника, направив ему в спину автоматы и резко покрикивая.

– Может, переводчиков позвать? – осторожно спросил Постников, прищурив водянистые глаза.

– Не надо, тут твоих переводчиков, – дернул скулой Балакин и, повернувшись всем телом к чеченцам, сказал:

– Переведите, ребята!

И те гурьбой, включая молчаливого офицера из Федеральной службы безопасности, подошли к Балакину.

Сдавшийся был мужчина лет под тридцать, с карими глазами, большими и красивыми, с тонким прямым носом и молодой жидкой бородкой, и если бы не коротко стриженная голова, сильно смахивал бы на Иисуса Христа с русской иконы. Серо-голубая одежда пленника оказалась вблизи просто голубой джинсовой парой, но грязной и забрызганной мелкими капельками высохшей крови, как перья у обезглавленной курицы, брошенной в пыль судорожно хлопать крыльями и фонтанировать струей из обрубка шеи.

– Где Шамиль? – спросил Балакин.

– Я ничего не знаю. Я простой крестьянин, я не араб! – залепетал в ответ на русском сдавшийся. – Я не воюю против федералов.

– Почему в крови? Ранен? – не смягчался Балакин.

– Бомба разорвала жену, от нее ничего не осталось, только кровавая пыль… – И чеченец вдруг начал плакать, стыдясь своего плача и стараясь улыбаться белозубым сухим ртом, и речь его от такой душевной работы получалась медленной.

Балакин не знал, что спросить дальше. Все молчали. Дикие голуби снова сели на крышу дома и заворковали. Авиационный посредник чуть в стороне шепнул шефу артиллерии про пленного:

– Все брешет. Никакой он не крестьянин. Точно: араб натурализовавшийся. Глянь, как он одет и какое у него лицо нежное – как с иконы.

– Черт их тут разберет, – вздохнул артиллерийский начальник.

Пленник вытер ладонями глаза и робко что-то сказал по-чеченски.

– Что он говорит? – спросил Балакин.

– Воды просит, – перевел офицер ФСБ.

– Чего? – скривился Балакин.

– Воды просит, – повторил офицер.

Балакин со злостью плюнул и развернулся к упрямому онемевшему поселку.

– От сучары! – протяжно сказал он вслед своему взгляду и, повернувшись к ополченцам, поставил точку допросу: – Уберите его отсюда!

И те пошли поить пленника водой из фляг, согретых жестоким солнцем.

– Горский! – обернулся Балакин к артиллерийскому начальнику. – Начинай!

«Комиссар» Постников вздохнул и грустно посмотрел на Балакина и Горского.

– Как скажете, – развел руки шеф артиллерии, посмотрел на затвердевшего «комиссара» и тут же пожалел, что так отозвался на приказ Балакина.

Балакин засек странные переглядывания Постникова с Горским и молниеносно возмутился:

– Ты что?! – Очки не скрывали сдвинутых мохнатых бровей.

– Да нет, – заменжевался Горский, – мы всегда готовы…

– Горский! – не отступал Балакин. – Что с тобой?!

Постников хмыкнул, кривя бледные губы.

– Все нормально, товарищ подполковник! – У шефа артиллерии забегали глаза. – Через минутку начнем, – и он схватил телефонную трубку.

Балакин долго смотрел на него, потом оглянулся на Постникова, уставившегося в одну точку, выбранную где-то в поселке, и достал сигарету. «Переглядываются они, – думал зло, – политики хреновы… гуманисты… Тут своих беречь надо, а не чужих считать…» И, обернувшись опять к Горскому, металлически отчеканил:

– Работать так, чтоб пехота свободно могла войти в поселок. А то вы умеете – землю поковыряли, каблуками щелкнули, и капец – цели, мол, подавлены. А мы потом «двухсотых» по всей России возим!

Затянулся дымом, выдохнул, сбросил пар и вспомнил про авиацию.

– А вы, товарищ подполковник, чего ждете? – спросил у авиационного посредника. – Поднимайте своих! Что мы здесь, до ночи будем этого Шамиля высиживать?!

Высоким голосом запел снаряд, вздрогнул от удара поселок, и прозрачный железный огонь слизал кривое деревце, торчавшее возле крайнего сарая, густо побитого оспой пулеметных очередей.

Глава местной власти заиграл желваками, морщины на его темном лице обозначились четче, и хищный нос заострился. Он возбужденно зашагал по крыше дома, согнав диких голубей. Из поселка побежали люди. Женщины волокли за собой детей, мужчины – тюки и сумки. Бывший главный механик мысленно возблагодарил Аллаха за то, что тот услышал его молитвы и внушил сельчанам мудрость. Особист тут же побежал с крыши вниз, чтобы организовать работу фильтропункта и отсеять боевиков, которые могли попытаться выйти, смешавшись с мирными жителями. И над всеми ними летели равнодушные снаряды, прессованным воздухом разгоняя птиц. Горский огня не прекращал.

– Ну-ка, соедини меня с пехотой, – сказал Балакин усатому красавцу-связисту, – хватит ей загорать.