Читать «Поэты пражского «Скита»» онлайн - страница 149

Сергей Милич Рафальский

MOMENT MUSICAL

В. Н. О-вой

Застенчивость (как голос за стеной, пониженный от нежности и страха быть обнаруженным), но взгляд: стальной и клятвенный…                О, сладостней, чем бархат, когда сползает с белого плеча, струясь и ластясь, медленно прохлада, и, звонкой ласточкою трепеща, над шлейфом флейта вьется между складок. И музыка сквозь ночь — обнажена. Освобожденный голос, весь снаружи — как взгляд твой клятвенный, расширенный от сна и отрезвляющий, как ужас.                  Застенчивость: за стенкой. Буквари ресниц и снов — мечтателю застенок. — Стенографически (не претворив) бессмертной нежностью записанная тема.

Не ранее мая 1932 г.

СЕРЕНАДА

               Ночь в окне отстоялась, рассеяв дремоту обезволенных, настежь распахнутых глаз. А в гостинице негр перелистывал ноты и упрашивал скрипку, чтоб спать улеглась.                Было видно: сверкающий рот на эстраде, изумленно счастливый смычок у плеча. И боясь, что небесную силу растратит, билась музыка, в черных руках трепеща.                Но уже расстилалась по окнам прохлада, в мокром небе цвела, лиловея, сирень. Завоеванный, — голос твоей серенады день приветствовал пеньем рассветных сирен.                …От любви, залетевшей к тебе ненароком — словно музыка в сонный измученный мир, — я тебя не берег: так повелено роком — что смычок только скрипке желанен и мил.

«Скит». I. 1933

«Листья падали. И каждый самураем…»

Листья падали. И каждый самураем, желтый и сухой, стыл в траве ничком. Дачи шли вдали и тихо замирали,                 Ночь текла лирическим сверчком.                 Сад был звонкой выдумкою Гоцци                 и, как именинник, оживлен.                 Облако болтало у колодца                 о Египте с гибким журавлем.                 В озерке сверкали зеркалами —                 лубочными — лунные лучи.                 (Сад был в общем вправду), но,                              как на рекламе                 летнего курорта, нарочит. И молниеносно просветленным телом ты туда входила с легкостью ведет. Пела и смеялась: ты красив, Отелло… — Мгла кренилась белой яхтой на воде. Плыл сверчок контролем из глухой таможни, лирикой беспечной трели уснастив. И уже, казалось, было невозможно мачты, снасти и мечты снести.                 Смерть жила в саду, как в пистолете,                 миг еще — и хлынет из ствола.                 Пролетело лето. Шли столетья.                 Ты, как на эстраде, умерла. А к рассвету с ним совсем неизъяснимо связанный и вновь как незнаком, мир был странно скучен (неудачный снимок дач, пронзенных первым сквозняком).

«Скит». II. 1934