Когда бледнели улицы от знояи таяли в сверкающей пыли,и все: несбыточное и земное,пьянело от дыхания земли; когда струился из пылинки каждойгустого солнца благодатный соки в небесах, изнеможенных жаждой,лазурь была похожа на песок; когда сыпучей и палящей синью,играя жарким золотом подков,в незримые блаженные пустынишли караваны вольных облаков; суровый зной по крышам раскаленнымбродил, сухими крыльями шурша,и как всегда — в раздумьи полусонномнеясным счастьем бредила душа, а сны кружились голубиной стаей,мелькающей у самых облаков, —вдруг растворилась тишина густаяи утонула в рокоте шагов. И, обожженные нуждой и зноем,они прошли смеющейся толпой;но блеск лопат пронзил тупым покоемпровалы глаз, задернутых тоской. Мелькнула терпеливая усталость,засохшая на лицах, как загар.И чья-то жизнь средь улиц расплескалась,наполнив гулкой бранью тротуар. Они прошли нестройно и крикливо,и шум затих медлительно вдали.Лишь запах лета, извести и пиваеще клубился в солнечной пыли… Бледнели улицы. И небосклономшли облака легко и не спеша.И как всегда — в раздумьи полусонномнеясным счастьем бредила душа.
Октябрь 1930 «Новь». 1930. Октябрь
«Костел, как демон, каменные крылья…»
Костел, как демон, каменные крылья,застыв, простер в торжественную высь,где в облаках над площадью и пыльювека и сны мучительно сплелись.На паперти в привычном благочестьинарод глядит, как ржавчиной зароси молится — из золота и жести —упрямый и доверчивый Христос.Сухие дни, заглядывая в окна,проходят тихо; а в вечерней мглесияющие тянутся волокнаот синих звезд к морщинистой земле.Однообразно тают черепицыраздавленных веками низких крыш. —В опустошенном мире даже птицытягучую не прерывают тишь.Лишь сгорбленные сказкой многолетней,склоняя в такт пустынные очки,старухи вяжут медленные сплетнии чудом превращают их в чулки;лишь, к пыльным чувствам сердце приохотив,на тротуар готический старикиз острых и растрепанных лохмотьевуронит изредка протяжный крик;да голос вечности в часах старинныхрасскажет воздуху и тишинео пухлых непроветренных перинах,о крепком задыхающемся сне.И страшно под чужими небесамидуше, всегда глядящей с высока,от мертвых лет с дремучими глазамии возгласов немого старика.
