Читать «Тайга мятежников любит» онлайн - страница 99

Евгений Евгеньевич Сухов

– Мало они каши ели, Яков Михайлович, – усмехнулся Петруха, уворачиваясь от очередной пули, что оказалось несложно.

«Что-то я не пойму, – подумал Субботин, – жизнь – театр или цирк?» Еще два выстрела – парень растерянно начал щелкать спусковым крючком.

– Заело, – хмыкнул Петруха.

– Пульки кончились, – вздохнул Субботин и тщательно прицелился. Глупцов надо учить.

Илья зажмурился – у него не было ни сил, ни желания уходить с тропы. Но все осталось как было – боль не обожгла, крылья за спиной не распростерлись. Он открыл один глаз и увидел, как красный командир меланхолично нажимает на спусковой крючок, и ничего с его оружием не происходит. Он что-то спросил у чумазого паренька с простреленной ногой – тот пожал плечами. Тогда красный командир смачно сплюнул, отшвырнул пистолет, взвалил на себя тяжелые вещмешки и побрел дальше. Одноногий пропустил его и пристроился сзади. В другой бы день такая ситуация показалась несколько странной. Сегодня – нет…

Он выбросил револьвер и растерянно повертел головой. Из пучка крапивы вылупилась исцарапанная Дашина мордашка, хлопнула глазами.

– Илюша, они уходят… Черт возьми, Илюша, у них же коллекция твоего дядюшки… Будь мужчиной, Илюша…

Он снова почувствовал непреодолимую злость.

– Заткни жужжалку… – прошипел он, сжимая кулаки.

А ведь эта девица всегда своего добивается. Самым непостижимым образом в ней уживались пугливость и бесшабашность, нерешительность и стремление бежать на полпинка впереди. Он выпил с ней уже не одну чашу терпения, понял, что самый расходный материал в мире – нервные клетки и в жизни всегда есть место геморрою. Вспоминал, трясясь в телеге, как впервые увидел на базаре в декабре семнадцатого эту необычную девушку с корзиной овощей. Прошла, выстрелила глазками, бросила раненого… Он поволокся за ней, держась за сердце. А через месяц – и любил, и ненавидел, и сходил с ума от страсти, и гадал, куда бы ему сбагрить это нежданно нахлынувшее «счастье». Разумом понимал, да сердцем не доходило, что из будущих шлюх получаются очень даже неважные жены… Третий день она его доканывает; солдатушки обхохотались – царствие им небесное. Лежала, зарывшись в солому, в замыкающей подводе, зудела, как осенняя муха. Здесь неудобно, тут колет, никто не проявляет к ней внимания. После первой же пробы простой солдатской еды у Даши расстроился желудок – не просто расстроился, целая истерика у желудка была. Стонала, скрюченная, истекающая желчью, плевалась гадостями, а он терпел, на цыпочках выходя из себя и на цыпочках же возвращаясь. Случались проблески сознания, просила его забраться к ней в подводу, пошептать на ушко что-нибудь нежное, поговорить, просила прощения за свою вредность и необузданность. Умоляла почитать что-нибудь из его любимого Амира Хосрова Дихлеви – индийского поэта начала XIV века, – и он бормотал ей в холодное, свернутое трубочкой ушко, как «стан, подобный кипарису, он в объятья заключил», «О, локоны твои! Они чернее ночи, явись, и станет ночь светлее и короче». Она мурлыкала, обнимала его, кося лукавым глазом на какого-нибудь смущенного солдатика, просила не останавливаться… И опять природа брала свое – ворчала, отталкивала, брюзжала, что вся эта канитель ей смертельно надоела, почему бы Илюше не раздобыть какой-нибудь вкусной здоровой еды? Например, походить по лесу, пособирать ягоды. Он забывал, что умные – это те, которые с ней соглашаются. На возражение, что в начале июня с ягодами в тайге беда, но если уж она хочет от души обделаться, то он готов потакать капризам, – устраивала закрученную истерику, не стыдясь окружающих, и он готов был сквозь землю провалиться. «Не повезло тебе, гимназист, – посочувствовал как-то капитан Волынцев. – Но ничего, терпи, дружище, в другой раз будешь думать своими мозгами, а не женскими».