Читать «Тайга мятежников любит» онлайн - страница 84

Он сполз со скалы, обдирая пальцы. Спрыгнул на тропу, постоял, оглушенный, выбивая пробку из ушей. Потом дошло, что свою историческую миссию он выполнил и даже не погиб, засмеялся, принял вид чрезвычайно довольный и значимый и, не спеша, потрусил за своими…

Время сжалось. Мозги работали лишь в одну сторону – уйти подальше! Проводник Федька приказал долго жить, хрен с ним, но как-то непонятно: куда идти? Не зная «брода», Субботин повел отряд на север и вскоре сам потерял ориентацию. Шли без привалов, пользуясь форой. На ходу чинили подводу, кормили лошадей, подсчитывали оставшиеся боеприпасы. Он втихушку, исподлобья обозревал потрепанное войско. Силы таяли, как снег на апрельском солнышке. Восемь душ – угрюмых, израненных, смутно представляющих, что творится вокруг и каким чудом выбираться. Он не исключал, что скоро в зачумленных головах зародятся вопросы. А он не джинн из бутылки.

На кого в компании он мог положиться? Алцис – жесткий, неспешный, но вполне лояльный и не каверзный – погиб. Из тех, кого он знал, остался Лева Рыбский. Хитрый, изворотливый, бывший эсер, перебежавший пару лет назад в «большевизм». Кто знает, что у мутной лисы на уме? В предательстве Рыбского заподозрить трудно, но вот в своекорыстии… Что он знает о бесценной коллекции в ящике под номером восемь? Субботин полагал, что знает только он, но так ли это?

Петруха Макаров, мужающий на глазах, – удачливый, но слишком молодой, неопытный; упомянутый Рыбский; невозмутимый Арцевич, нянькающийся со своим пулеметом; Гасанов – черный, злой, колючий; раненный в руку белобрысый Колонтарь (пуля навылет прошла через плечо), на ходу делающий перевязку; вдумчивый Кулешов с плоским, как блин, лицом; здоровяк Латынский – поляк по матушке и конюх по отцу, единственный в отряде, смыслящий в лошадях, – вот и все, что осталось у Субботина в наличии.

Никто не представлял, как оторвались от белых. Судя по уверениям Петрухи, урон у тех колоссальный, быстро не оправятся. Тайга засасывала. Расступалась, смыкалась за спинами, будто занавес… Первый привал сделали под вечер. Арцевич и Петруха убыли в охранение. Почистили лошадок, приволокли им сочной травы с поляны. Валялись вразброс, напряженно вслушиваясь в звуки вечерней тайги. «Вот и лето пришло, – тоскливо думал Субботин. – Холодное лето в этом году… Холодное лето восемнадцатого года…»

– Да уж, – невпопад пробормотал Лева Рыбский, – угодили в переплет, как кур в ощип… Это тебе, Яков Михайлович, не переписка Энгельса с Каутским…

«Кто бы помнил, о чем она, эта переписка?» – усмехнулся про себя Субботин. Он не был силен в теории марксизма и попутных течений – революцию чувствовал сердцем, понимал ее необходимость и особенно то, что революция – это прежде всего грубость и грабеж.