Читать «Наталья Гончарова» онлайн - страница 318

В ответном письме из Сульца от 30 ноября 1837 года (первом дошедшем до нас) говорится о рождении у Екатерины Николаевны первенца — дочери Матильды. Метрической записью было официально зарегистрировано, что она появилась на свет 19 октября 1837 года. Однако, как установил голландский исследователь Франс Суассо, под этой записью нет подписи врача, хотя под метриками о рождении остальных детей Екатерины и Дантеса она имеется. К тому же свидетелями обозначены родной отец Дантеса и барон Луи Геккерен, специально прибывший для этого в Сульц. И тот и другой были заинтересованы в сохранении тайны рождения ребенка в том случае, если младенец родился ранее положенного времени.

Эти обстоятельства, как и сведения об ожидаемом ребенке, относящиеся еще ко времени пребывания Екатерины в России, заставили Суассо уверенно писать о том, что родившийся ребенок был добрачным. Вспомним недоумение Жуковского в его заметках начала ноября 1836 года: «Открытие Геккерена о любви сына к Екатерине», а затем письмо самого Геккерена-старшего от 2 февраля 1837 года голландскому министру иностранных дел барону Верстолку, в котором говорится, что в семье его приемного сына «вскоре ожидается прибавление» — и это ровно через три недели после свадьбы Дантеса и Екатерины Гончаровой, состоявшейся 10 января. А сама Екатерина в послании от 20 марта 1837 года вослед отбывшему из Петербурга супругу пишет: «…Как и подобает почтенному любящему сыну, он сильно капризничает, оттого что у него отняли его обожаемого папашу». Если ребенок был зачат в браке, эмбриону могло быть максимум девять недель; в таком случае он был подвижен вопреки законам медицины. Другое дело, если ему уже месяца четыре, о чем адресат письма должен был быть осведомлен в первую очередь. Вспомним его двусмысленную фразу в письме невесте от второй половины декабря о картошке, которая получает объяснение в случае, если Екатерина уже ожидает ребенка, а также вольности в обращении с ней, далеко выходящие за рамки отношений жениха и невесты. Вспомним и то, что писал Александр Карамзин брату Андрею 13 марта 1837 года о Екатерине, ставшей, по его словам, Дантесу «любовницей, а затем и супругой». Такими словами без веских оснований не бросаются. Не случайно Е. И. Загряжская пишет Жуковскому от 17 ноября 1836 года, после помолвки Дантеса и Екатерины: «Итак, все концы в воду». Представляется, что все участники драмы были в курсе близких добрачных отношений между Дантесом и Екатериной, но по понятным причинам молчали.

В собственных письмах Екатерины, уже из Сульца, о быстром развитии дочери Матильды также можно найти подтверждение тому, что она родилась ранее официально зафиксированного срока. Интересно отметить и тот факт, что жену Дантеса в Сульце поместили в отдельном флигеле, который она не покидала вплоть до начала ноября, о чем сама писала в письме от 30 ноября. Всё это дает основания полагать, что Ф. Суассо был прав, но все причастные к тем далеким событиям ушли из жизни, не оставив подтверждения его версии. Если она справедлива, то в дуэльной истории Пушкину приходилось учитывать и положение Екатерины, защищая не только честь жены, но и честь свояченицы. Наталье Николаевне, естественно, также должны были быть известны эти обстоятельства семейной истории, но эту тайну и она унесла с собой в могилу.