Читать «Волгины» онлайн - страница 148

Георгий Филиппович Шолохов-Синявский

В полумраке он различил кровать и утонувшее в высоких подушках, неузнаваемо осунувшееся лицо матери.

Он быстро подошел к кровати, склонил голову и почувствовал, как горячие руки обняли его за шею. Павел ощутил сбивчивые толчки материнского сердца, родной, ни с чем не сравнимый запах, — и большой, огрубелый человек, много поживший, и сам отец, показался самому себе маленьким и неразумным.

— Что с вами, мама? — спросил Павел. — Разве ж можно так хворать?

Он осторожно дотронулся до ее дряблой щеки, присел у изголовья.

Тетка Анфиса, как страж, встала за его спиной, скрестив на груди жилистые руки. Александра Михайловна слабо сжимала руку сына, смотрела на него со смешанным выражением неуверенной радости и печали.

— А где же Татьяна? — спросил Павел, оглядываясь.

— А ты разве не знаешь? Вот тебе и раз! Мы ж тебе писали… Эх, сынок, сынок… — Часто отдыхая, Александра Михайловна стала рассказывать, как Таня добровольно вступила в отряд медицинских сестер, какое проявила упрямство и как потом уехала на фронт. — Отец тоже в ополчение записался… С работы куда-то в парк ходит, на животе ползает с винтовкой, все штаны изорвал… Остались мы с ним вдвоем. Пусто стало в доме, так я написала Анфисе. Спасибо — приехала, все не так тяжело мне. — Александра Михайловна передохнула. — А третьего дня так схватило за сердце — думала, и не повидаю тебя, погнала старика: беги скорей, давай телеграмму. Ты уж извини, сынок, что оторвала тебя от дела.

— Что вы, мама! Я бы все равно приехал, — смущенно сказал Павел.

Александра Михайловна стала задыхаться, то и дело прикладывая к глазам платок.

— Не сказала я тебе, Павлуша, главного… У Алеши… жену-то, Катю, убило бомбой… И ребеночек ихний пропал. Таня написала. Анфиса, дай Павлуше письмо.

Все еще не имея сил охватить разумом смысла этой новой вести, Павел удивленно смотрел то на мать, то на Анфису.

— Успокойся, сестрица, — сказала тетка. — Что же теперь поделаешь? Слезами-то не вернешь ее теперь, только себя надорвешь.

Она сунула в руки Павла письмо. Он подошел к окну, откинул штору и при тусклом свете, проникавшем через переплет синих лент, прочитал:

«Дорогие папа и мама, решила я не скрывать от вас Алешиного горя. Встретилась я тут с ним, недалеко от передовой, и он рассказал мне все… Пусть это известие не убьет вас, а придаст силы, как оно придало их мне… Знайте — такого врага у нас еще не было… такого кровожадного и подлого, как фашизм… Но вы не расстраивайтесь, мои родные. Всякая капелька сил для борьбы…»

Павел склонил на грудь свою большую бритую голову, и глубокая складка, необычно старившая его и придававшая, лицу какое-то новое, сосредоточенное выражение, крутым изломом залегла от губ к подбородку.

2

Не дождавшись прихода отца, Павел сам решил съездить к нему на фабрику.

Прохора Матвеевича вызвали в контору. Скрипнула дверь. Павел обернулся: к нему подходил отец. Как он изменился! Крутые плечи его опустились, поношенный, пестревший пятнами лака пиджак свисал с них мешком. Усталые, в красных прожилках глаза смотрели из-под седых бровей озабоченно и сурово.