Читать «На заре царства» онлайн - страница 107

Николай Николаевич Сергиевский

— О, Господи, слава Тебе! — перекрестился и Палицын. — Коли так, воистину, Матвей Парменыч, близок конец нашим бедам. Ну, Мойсеюшка, — повернулся он к старику, — радость великую привез твой племянник. Надобно порадовать патриарха. Собирайся-ка, Матвей Парменыч, поедем вместе.

— Поедем, поедем, — поспешил согласиться Матвей Парменыч. — Как не порадовать! Ох и закипит же у нас теперь работа! Дал бы Бог дождаться конца ее, уберег бы Господь от злых недругов.

— Да, тут-то, почуяв погибель свою, они за нас и примутся, — ухмыльнулся Палицын.

— Ну что ж, уцелеем, нет ли, — бодро откликнулся Матвей Парменыч, — а за матушку-Москву постоим. Коли сами не уцелеем — другим пример дадим, а своего добьемся… Повремени малость, отец Авраамий, к дочери поделиться радостью сбегаю, приоденусь — и в путь. А ты, Мойсей, Якова попотчуй. Ужо позову его, поспрошаю, как было дело.

И, ободренный новой верой в свои силы, вдохновленный жаром подвига, старик юношеской походкой вышел из горницы. Он торопливо переоделся в выходной кафтан и шубу, забежал к Наташе, сообщил ей новость, вернулся за письмом Аленина и, сев в сани вместе с отцом Авраамием, поехал к патриарху Гермогену.

По дороге друзья молчали. Они подняли высокие меховые воротники шуб, чтобы закрыться ими от взглядов прохожих на улице: совместная поездка к патриарху двух ревнителей и борцов за правое дело, несомненно, должна была привлечь многочисленных недругов, как поляков, так и русских изменников, и вызвать всевозможные осложнения. Осторожность подсказывала, что нужно беречь себя ради великого дела от такого нежелательного внимания.

Погрузившись в молчание, Матвей Парменыч и отец Авраамий думали о важности полученного известия. Они понимали, что гибель калужского «вора» чревата огромными последствиями. Недружелюбие к польскому королю московского народа и городов, от ближних до дальних включительно, все явственнее сказывалось с каждым днем. Народ хотел видеть на престоле законного русского царя. Польский королевич был навязан народу изменниками-боярами. Даже если бы Владислав принял православие (на чем, поневоле примирившись с самим фактом избрания королевича, во всяком случае настаивали патриарх Гермоген и его единомышленники), все же он был бы нежелательным царем. До сих пор не было определенного, всем народом единодушно избранного лица, и силы сторонников избрания русского царя раздвоились: одни, не желавшие польского короля, стояли за русского царя в лице второго Лжедмитрия, напоминавшего, хотя бы по имени, русского православного государя; другие, не желавшие польского короля, но и не терпевшие самозванца, тратили свои силы на отпор и королю, и самозванцу. Теперь, с гибелью «вора», обе партии, несомненно, должны были сплотиться, отмести в порыве общего воодушевления поляков и избрать нового государя. Сила всеобщего подъема надежно, казалось, обеспечивала на этот раз разумность выбора: искреннее желание иметь законного царя должно было подсказать народу безошибочность его выбора.