Читать «Любовная лирика классических поэтов Востока» онлайн - страница 90

С персидского

Рудаки

(ок. 860–941)

1—17. Переводы С. Липкина; 18–29. Переводы В. Левика

1

Стихи о старости

Все зубы выпали мои, и понял я впервые, Что были прежде у меня светильники живые. То были слитки серебра, и перлы, и кораллы, То были звезды на заре и капли дождевые. Все зубы выпали мои. Откуда же злосчастье? Быть может, мне нанес Сатурн удары роковые? О нет, не виноват Сатурн. А кто? Тебе отвечу: То сделал бог, и таковы законы вековые. Так мир устроен, чей удел — вращенье и круженье, Подвижно время, как родник, как струи водяные. Что ныне снадобьем слывет, то завтра станет ядом, И что ж? Лекарством этот яд опять сочтут больные. Ты видишь: время старит все, что нам казалось новым. Но время также молодит деяния былые. Да, превратились цветники в безлюдные пустыни, Но и пустыни расцвели, как цветники густые. Ты знаешь ли, моя любовь, чьи кудри, словно мускус, О том, каким твой пленник был во времена иные? Теперь чаруешь ты его прелестными кудрями, — Ты кудри видела его в те годы молодые? Прошли те дни, когда свежи, упруги были щеки, Прошли, исчезли эти дни — и кудри смоляные. Прошли те дни, когда он был желанным, милым гостем, Он, видно, слишком дорог был — взамен пришли другие. Толпа красавиц на него смотрела с изумленьем, И самого его влекли их чары колдовские. Прошли те дни, когда он был беспечен, весел, счастлив, Он радости большие знал, печали — небольшие. Деньгами всюду он сорил, тюрчанке с нежной грудью Он в этом городе дарил дирхемы золотые. Желали насладиться с ним прекрасные рабыни, Спешили, крадучись, к нему тайком в часы ночные, Затем, что опасались днем являться на свиданье, — Хозяева страшили их, темницы городские! Что было трудным для других, легко мне доставалось, — Прелестный лик, и стройный стан, и вина дорогие. Я сердце превратил свое в сокровищницу песен, Моя печать, мое тавро — мои стихи простые. Я сердце превратил свое в ристалище веселья, Не знал я, что такое грусть, томления пустые. Я в мягкий шелк преображал горячими стихами Окаменевшие сердца, холодные и злые. Теперь стихи мои живут во всех чертогах царских, В моих стихах цари живут, дела их боевые. Мой слух всегда был обращен к великим словотворцам, Мой взор красавицы влекли, шалуньи озорные. Забот не знал я о жене, о детях, о семействе, Я вольно жил, я не слыхал про тяготы такие. О если б, милая, меня ты видела в те годы, А не теперь, когда я стар и дни пришли плохие, Тогда звенел я соловьем, слагая песнопенья, Тогда я гордо обходил пути, края земные. Тогда я был слугой царям и многим — близким другом. Теперь я растерял друзей, вокруг — одни чужие. Заслушивался Хорасан твореньями поэта, Их переписывал весь мир, чужие и родные. Куда бы я ни приходил в жилища благородных, Я всюду яства находил и кошели тугие. Мне сорок тысяч подарил властитель Хорасана, Пять тысяч дал эмир Макан, — даренья недурные. У слуг царя, по мелочам, набрал я восемь тысяч. Счастливый, песни я слагал правдивые, прямые. Лишь должное воздал эмир мне щедростью подобной, А слуги, следуя царю, раскрыли кладовые. И тем и этим я владел в блестящий век Саманов, От них — величье, и добро, и радости мирские. Но изменились времена, и сам я изменился, Дай посох: с посохом, с сумой должны брести седые.