Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 18

Дальше известно, — сказала подруга хохоча, — дальше — известно: действительно «на пока» вышла, потому что твой муж все-таки состоятельный француз и доктор, и хотя вы и плохо живете…

Не плохо живем, — перебила Тамара, — совсем не плохо. Он моего сына, как своего, любит, но я, оказывается, несчастна. Вот и все.

— Иди к психиатру, — сказала подруга, скучая. — А вот и твой Боба. Не говори ты ему таких мерзостей с детских лет.

Тамара встала. Между столиков продирался мальчик лет двенадцати, одетый для тенниса, холеный, беловолосый, хорошенький. Он подошел к столику и заговорил по-французски:

— О, мама, барышня Жасмэн ужасно играла сегодня, — он тронул ракетку в чехле. — Мне надо отдать подтянуть струны. Ты готова, чтобы идти домой?

Тамара взяла Бобу под руку. Он был ей до плеча и смотрел на нее с привычным жалостливым непониманием, которое она в этот несчастный день почувствовала тоже впервые. Вероятно, весь свет, то есть весь свет без одной своей шестой части и таких международных дур, как эта, вполне неподходящая, подруга, всегда смотрел если не с равнодушием, то с жалостливым непониманием на Тамару и тех Билей, которые как будто вылечились и занялись пока что шоферством…

В квартире гостила ярмарка. Вертелись карусели» и воскресающая для чего-то, именно с утра того дня, Тамара впервые не увидела перед собой за облупленными лебедиными шеями усталого, обритого Биля и рядом румяную мертвую девочку Кэт.

Она сказала глухо и медленно:

— Боба, мы в детстве любили карусели. Любит ли их, например, твоя барышня Жасмэн? Я хочу, чтобы ты пригласил в воскресенье своих товарищей по русской четверговой школе.

И Боба ответил вежливо:

— Да, да, с удовольствием. У меня там даже есть мой лучший друг Жожо, но, несмотря на свое имя, он такой же русский, как я.

ЛЕТНЯЯ КОЛОНИЯ

Чехи устроили для русских болезненных студентов-эмигрантов колонию отдыха на бывшем лесопильном заводе 2.

Из Праги, Брно, Братиславы, отовсюду, из всех университетов, явились по узкоколейке бледные студенты и студентки с детьми и узлами… Впрочем, вещей было мало: купальные костюмы, туфельки на случай танцев, одна толстая научная книжка, больше ничего.

Но зато как много было детей! Они проносились косяками по двору до речки, взбирались на толстые бревна, лежавшие без толку у бараков, кричали тонкими наглыми голосами. Их было во всяком случае около двадцати штук, от двух до восьми лет.

— Нарожали, — ухмылялись холостяки и замечали, что почти у всех мужья еще не пооканчивали ученье. И на какие средства живут? Стипендия, как известно, при полной успеваемости меньше пятисот крон. Если приехали сюда, значит туберкулез, хотя бы в первой стадии, уже имеется.

Но дело, в общем, не во всей этой банде, которая перевлюблялась друг в друга с первого же вечера и, оставляя детей на кого-нибудь одного (по очереди), до часу ночи распевала и целовалась в лесах и оврагах, — дело в одном крошечном мальчике по фамилии Петровский, которому шел третий год и который был единственным, кто «сыграл в ящик» (по выражению доктора) в той лечебной колонии к концу лета. Собственно, он был здоров по приезде, но слабенький и, как говорится, малокровный. Его мать была не молода, здорова вполне (в колонию попала именно из-за ребенка) и почти понятно, что на припеке у воды у нее появилась идея помолодеть всерьез, а не так, как это делают городские богачи. Ее туберкулезный муж парадоксально остался в городе — подрабатывать, и потому ее никто не мог одернуть вовремя. Она заплела волосы в две косы и вплела в них ленты. Она запела романсы, подставила под лучи свои твердые плечи, стала играть в горелки и танцевать. Издали она была похожа на подростка-идиотку, а вблизи, в своем рваном бессменном купальном костюме, была просто ошеломляюща.