Читать «Половецкие пляски» онлайн - страница 87

Дарья Симонова

Но я тебя люблю все равно.

У Ромы лучший голос на свете. И руки… Такими руками надо играть Вивальди, такими руками — путаться в четках. Впервые Шуша увидела, как молятся верующие мальчики из старинных родов, из хороших семей, с белой кожей и ранней сединой. Входя в церковь, Рома вздрагивал в древнем инстинкте протеста. Православие — неуместно, но раз уж крестили его неразумные родители неправильно, так всю жизнь и буду неправильным иконам в глаза смотреть. И Рома честно, с подростковым рвением приклеивался перед Николой Чудотворцем и вглядывался в лик с таким упорством, будто желал признать в святом своего дядюшку.

Шуша смущалась или хихикала. Ее мама молилась прилюдно только перед отправлением в духовку фаршированной индейки.

Рома обожал Шушу голой. Голой она была непропорциональна и резка. Но какая-то ее часть, то ли тела, то ли души, пульсировала внутри, набухала и взрывалась, и название для нее находилось вне области слов. То ли вычитанная чепуха из Стендалей и разных… де Бовуаров, то ли вечно цветущая яблоня в саду, до тоски и неприличия красивая и довольная своим оплодотворением. Может быть, восточная душа, которой позволено высовываться из живого тела. Душа, шарик воздушный, крем «Алые паруса», всего не скажешь, и не надо…

Рома любил лежать с ней и ловить всем телом воздух постели и бесконечный покой смуглой руки, уходящего дня, вертящейся, как рулетка, Земли…

«Может, она святая», — думал Рома.

«Никакая не святая», — злился Рома, если опять заводилась заезженная пластинка про изнасилование. Наивный инстинкт возмездия — пленочку порвал не друг, не любимый, а проезжий молодец-«афганец». Впрочем, ведь сама виновата, зачем дуре было ходить в гости к чужим, из другого рода и племени, пить с ними портвейн «Три семерки» и рассказывать сказки о себе.

С ним познакомила Лилечка, кто еще, кроме нее, коллекционировал знакомцев по принципу «у него всегда найдется»… Компания в тот вечер оказалась заумной и тихой, люди разбредались по углам и вели кислые философские базары. Шуша с Лилечкой скучали, они еще не доросли до душеспасительных излишеств, им бы все танцы да смешки. Приглянулись они не тому, кому надо.

Такими, по гаданию Эммы, Шуша представляла всех своих будущих трех мужей — белоголовыми, молчаливыми, изредка острыми на язык. Лилечка вовремя смылась, точнее, господин N вовремя уловил, кто есть кто, и Шуша подошла ему больше. Господин N, кроме блоковского овала лица, обладал приятным запахом. Модным. Легким. Не потным. Еле уловимым. Запахом бабочкиных крыльев.

И остро захотелось Шуше гулять с ним по вечерним улицам и прятаться от дождя в арках, и смотреть третьеразрядные фильмы в центральных кинотетрах, и пить кока-колу, плавно переходящую в «Букет Молдавии», а потом идти в гости к еще нестарым его родителям, у которых уютная, в меру антикварная квартирка с ореховым сервантом, и объявлять о помолвке… И чтобы мама улыбалась умильно… Мечтая о любви невероломной, саму по себе любовь Шуша забывала представить. Она думала — с этим все сложится как надо, лишь бы мама улыбалась…