Читать «Половецкие пляски» онлайн - страница 106

Выходит, отец тоже приложил руку к нежному мифу, и только мать — ни слова. В годовщину Аниной смерти она хлопала пятьдесят граммов, прижимая губы пальцем от внезапно нахлынувшей крепкой горечи, обволакивая ритуал подобающим молчанием. Единственное, не вызывавшее сомнений об Ане, действительное, хотя и весьма условное, — могилка. Но с тех пор, как у бабки стало нехорошо с ногами, на кладбище никто не ходил. На старинное кладбище, куда от их дома добираться — целая история и где всегда сыро, идет легкий дождь, и плиты есть совсем древние, начала века, и даже один занятный памятник усопшему младенцу — каменная люлька на постаменте, что могла качаться. Ребенком Глеб никогда не забывал кощунственно ее оседлать, ощутив тяжелую гранитную шаткость.

Гранит — гранитом, а из теплокровных Аня все же оставила после себя Карину, и уж как ни крути, это была ее дочь, хотя кто ее, Карину, разберет, чья она и почему… В фантазиях своих Глеб всегда был убежден, что Карина появилась ниоткуда и никакая таинственная Аня не имела к ней ни малейшего отношения. Только лишь для простоты взрослые выдумали такую правдоподобную версию; на самом же деле Карину подкинули, она упала со звезд, родилась из пены, ее взяли из детдома, нашли на грядке etc. — выбирай на вкус. Так или иначе продолжения Ани из нее не получилось вопреки бабкиным причитаниям о дурной наследственности. Подобно былинным монстрам Аня оставила после себя только сказку, которую всякий пел на свой манер.

3

Пуская сонные слюнки в электричке, Глеб успел забыть, куда держит путь. И когда замаячил перрон, он с удивлением обнаружил, что успевает к условленному часу встречи со старым добрым Филиппом, обходительным идальго, которого не видел, не считая матушкиного дня рождения, черт знает сколько и жил без него припеваючи. Золотое правило: никогда ни о чем не договаривайся на утро, а то в такие дебри попадешь, где даже некому встряхнуть тебя, как нищую свинью-копилку, и спросить ласково «камо грядеши»… С чего вдруг Глеб решил отправиться за объяснениями к Филиппу, за бесполезными хождениями вокруг да около, за неизбежным косноязычием — ибо как нащупать сразу верную тональность, когда в Филиппа, как в Санта-Клауса, верилось и разговаривалось с ним только в детстве, и последние слова с ним были сказаны, когда запускали диковинного змея в то счастливое янтарное лето, когда Глеб жил в бабкином деревенском доме и разрешалось все. Мать в очередной раз разругалась с кем-то, загуляла и привозила на природу шумные пьющие компании. Добрая пьянка — детям и собакам раздолье. Еще однажды, лет в двенадцать, Глеб с обеспокоенной бабушкой навещал болезного друга семейства в его холостяцкой халупе, но это была понурая и блеклая встреча, и Глеб грустил, как мог, о вкрадчивом козлобородом человеке, которого в сопливом детстве считал заместителем пап и нянек, а в отрочестве почему-то стеснялся и ничего, кроме скупого «здрасьте», ему не говорил.