Читать «Татуиро (Daemones)» онлайн - страница 93

Прикрыл фигуру пальцем.

— Видишь, остался один свет и сразу скучнее. Так что, правильно все, хоть и само вышло.

— Да не само. Это Риткин хахаль, одноклассник. Я его на работу взял в бригаду. Так он вчера пришел уже, попросился в спортзал, на побегушки. Страдает сопляк, любовь у него.

Яша приобнял Наташу, стоящую с подносом, хлопнул ладонью по блестящему шелку кимоно, и подтолкнул ее к двери. Повторил, провожая взглядом:

— Любовь. Дурила малый.

24. СТРИПТИЗ

Как же называется эта болезнь, когда все ощущения перепутываются? Звуки тогда приобретают цвет, а то становятся гладкими или шершавыми, цвет кислит во рту или отдает горечью. Читал когда-то. Где же читал об этом?

Витька валялся на шелковом прохладном покрывале и проводил языком по деснам, как бы снимая кислый привкус. Не лимона, а скорее, как в детстве, мама поила заваренной от простуды травой и та с горечью и кислинкой. Что за трава?

Сел резко, сгребая в кулаки покрывало. Мельтешили в телевизоре мяукающие барышни, от их лакированности подташнивало. И что он все знает урывками? Названий не помнит, траву мамину не помнит. Все кусочками. От того раздражение в голове и в желудке. Только глазам ласка — медовые шторы, коричневая с мягким блеском мебель, широкий язык полки под полукруглым зеркалом, а на ней всякие мелочи: флаконы разного размера, но цвет один у всех — тяжелой синевы, пара буклетов глянцевых, синяя шариковая ручка носиком уткнулась в подставку и рядом раскрыт блокнотик. И на всем отблеск желтого яблочного тепла.

Нащупал пульт и телевизор выключил. Проходя, переворошил на полке безделушки, создавая свой личный беспорядок. В душе, стоя под горячей обильной водой, признался себе, не обрывочность знаний раздражала и не перемешивание ощущений. А разговор с Ларисой по телефону. На слова его про то, что дела и не придет ночевать, она молчала. И только, когда выдохлись бодренькие фразы, сказала:

— Себя, главное, слушай, не ее.

И добавила одно слово:

— Сердце.

Еще думал, что ответить, а уже бросила трубку. И теперь горько с кислым внутри, будто старой простокваши хлебнул.

Ступил из-под щедрой воды, оскальзываясь, на светлый узор кафеля, встал перед зеркалом во весь рост. Погладил текущую по груди и пояснице Ноа:

— Ну? Ее это тебя, что ли? Со мной происходит всякое, а ты прилипла, молчишь. Ждешь чего-то?

Под мокрой ладонью змеиная голова набухла, шевельнулась:

— Должен знать… Всссё… Ссам…

— Что? Знать что? Что делать?

Голова дернулась, как рыба, накрытая рукой:

— Ссмотреть. Ссслушшшать… Ощущщать…

Витька поворачивался, оглядывая себя. Пискнуло туманное стекло под рукой, потекли извилистые дорожки капель. Узор змеиной шкуры тяжелил плечи, они чуть опустились, но не вперед, а разведенные, назад, сдвигая лопатки, заставляя прогибать спину, напрягать бедра и икры.

— Ноа, я тебя таскаю, как этот древний грек быка на олимпиаду. Как его звали, не помнишь? И бык рос, а грек становился сильнее. Глянь на нас, видишь?

Поднял и согнул руку, вспоминая, как струится по ней тяжесть длинного тела, обвисая. Рука напряглась, взбухли мускулы, заблестела вода на круглых поверхностях.