Читать «Том 8. Пьесы 1877-1881» онлайн - страница 2

Зыбкина. Очень разве уж полюбила-то?

Филицата. До страсти полюбила. Сама суди: характер огневой, упорная, вся в бабушку. Вдруг ей придет фантазия; хочу, говорит, его видеть беспременно! А в другой раз никак нельзя, а ей вынь да положь, — вот и вертись нянька как знаешь, И день и ночь ноги трясутся, так вот и жду, так вот и жду, что до бабушки дойдет; куда мне тогда деваться-то? А моя ль вина, я давно твержу: «Пора, пора, что вы ее переращиваете, куда бережете?» Так бабушка-то у нас совсем состарилась, девичье-то положение понимать перестала. Я, говорит, живу же, ни об чем помышления не имею. На-ка! В семьдесят-то лет! А ты свою молодость вспомни!

Зыбкина. Диковинное дело, что у такого богатого, знаменитого купца дочь засиделась.

Филицата. Какой он богатый, какой знаменитый? Бабушка характерна, а он балалайка бесструнная, — никакого толку и не жди от них. Старуха-то богата, а у него своего ничего нет, он торгует от нее по доверенности, — дана ему небольшая; во сколько тысяч, уж не знаю. Да и то старуха за него каждый год приплачивает.

Зыбкина. Что ж им за радость в убыток торговать?

Филицата. Бабушка так рассуждает: хоть и в убыток, все-таки ему занятие; нарушь торговлю, при чем же он останется. Да уж морщится сама-то, видно, тяжело становится; а он, что дальше, то больше понятие терять начинает. Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так волком и смотрит; путает хозяина-то еще пуще, от дела отводит, — где хозяину убыток, а ему барыш. Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а пришел в одном сертучишке.

Зыбкина. Знаю я все это, — сын мне сказывал.

Филицата. Ты за каким делом к хозяину-то пришла?

Зыбкина. Все об сыне. Да занят, говорят, хозяин-то, подождать велели. Взять я сына-то хочу, да опять беда, долг меня путает. Как поставила я его к вам на место, так хозяин мне вперед двести рублей денег дал, — нужда была у меня крайняя. И взял хозяин-то с меня вексель, чтоб сын заживал. Да вот горе-то мое, нигде Платоша ужиться не может.

Филицата. Отчего бы так? Кажется, он парень смирный.

Зыбкина. Такой уж от рождения. Ты помнишь, когда он родился-то? В этот год дела наши расстроились, из богатства мы пришли в бедность, муж долго содержался за долги, а потом и помер, сколько горя-то было у меня! Вот, должно быть, на ребенка-то и подействовало, и вышел он с повреждением в уме.

Филицата. Какого же роду повреждение у него?

Зыбкина. Все он, как младенец, всем правду в глаза говорит.

Филицата. В совершенный-то смысл не входит?

Зыбкина. Говорит очень прямо, ну, значит, ничего себе в жизни составить и не может. Учился он хоть на медные деньги, а хорошо, и конторскую науку он всю понял; учителя все его любили и похвальные листы ему давали — и теперь у меня в рамках на стенке висят. Ну, конечно, всякому мило в ребенке откровенность видеть, а он и вырос, да такой же остался. Учатся бедные люди для того, чтоб звание иметь да место получить; а он чему учился-то, все это за правду принял, всему этому поверил. А по-нашему, матушка, по-купечески: учись, как знаешь, хоть с неба звезды хватай, а живи не по книгам, а по нашему обыкновению, как исстари заведено.