Читать «Игра в ящик» онлайн - страница 132

Ну да. Куда волку-то против слона. Не удав, чтобы заглатывать. Лучше деньгами или вот журналами с покрытым и непокрытым мясом. Сашка ее однажды знакомил, как и со всеми на Качаловке, и с этой, действительно, горой, но наделенной мозговым веществом в объемах мелкого членистоногого. Арбуз – ягода, а слон – насекомое. Огромный, белобрысый, пузырь убежавшего теста, он тоже строил планы, как сделать из страны ноги. Носил в кармане, не в сумке, где одна кромешная порнуха, журнальчик благолепного союза молодых католиков.

– Эти вывезут, – говорил, шмыгая носом, – главное вступить.

– Ты пока учись креститься, – посоветовала Олечка Прохорова.

И Санька Фрайман откликнулся смешком. Он-то с детства понимал, что без этого никак. Такой же человек без лишних сантиментов, как и сама Олечка. Но вот зачем-то позвонил.

– Нас выпускают.

Никогда этого не делалал, но, между тем, выходит, больше двух лет в каком-то потайном кармане хранил бумажку с номером ее рабочего телефона. Для чего и почему? Оля ехала, чтобы узнать, и злилась на себя саму за это. Невеста декабриста Муравьева выискалась. Или Кюхельбекера?

Они не виделись с начала марта. Перед восьмым Олечка разболелась. Неделю провалялась с температурой, и еще неделю отходила. А потом бред свинячий, кости на стол, обыск, арест. Сначала над отделением смеялись, а потом всю воду из крана выпили, полные рты набрали. Ходили и отворачивались, не знали, на что и как излить.

Попасть под эти ополоски, яично-кариесный душ, из-за Качаловки, там может быть теперь и не на улице, а прямо у магазинных книжных полок за не тот дифтонг берут, очень не хотелось, и Олечка весь апрель пропустила. Ни одну субботу не использовала по назначению. Делала вид, что есть другие очень важные дела, а вот сегодня, во вторник, все отложив, остатками праздничной «шубы» лишь наскоро позавтракав, едет в Москву. Дура, дура. А кто же еще?

За мостом кольцевой автодороги, слева по ходу поезда, на огромном пустыре, под боком у полного порядка метро-депо «Ждановская», на грязном бестолковом пустыре месили грязь мотоциклисты-кроссовики. Вереницей, один за другим перелетали через холмики земли, оставляя за собой в воздухе рванину грунтово-травяной смеси и черный широкий пропил на склонах мелких горок.

«Сколько грязи, – подумала Олечка – перегноя ради двух-трех секунд отрыва, полета без крыльев и винта».

Поезд тормозил. Немногочисленные попутчики шумно вставали, новые, еще менее многочисленные, зачем-то вместо краснознаменного метрополитена выбирали левостороннюю московско-рязанскую железную дорогу. Справа мелькнул Сашкин дом. Едва набрав ход, поезд снова стал его терять.

«Платформа Вешняки», – воспитывая пассажиров, начальство, а заодно и жену-суку, куда-то мимо микрофона бубукнул над головой машинист.

Сашка вошел и оказался коротко подстрижен. Сейчас, когда, казалось бы, все, леса, растите, колоситесь, озимые и яровые, никто и слова больше сказать не посмеет, роскошная курчавая папаха на его голове вдруг ужалась до кусочка расчесанной, разлезшейся шерстяной тряпочки. И оказалось, что к голове у Сашки, как и у всех, привинчены уши. И уши эти светятся на солнце. Розовые. Наверно, теплые, если прижать ладошками к расчесам шерсти.