Читать «Том 6. Третий лишний» онлайн - страница 441

Сходил на базар. Он оказался закрыт на «санитарный день», что не мешало торговле возле. Купил черники у азербайджанца, два кило.

Шел назад привычной, сокращающей дорожкой, через железнодорожные пути.

Ночью был град или снег с ядрышками льдинок в сердцевинках снежинок. Лопухи побило крепко — насмерть. Распластались по слякоти — сдались. Репейники стали из зеленых коричневыми, но торчат упрямо на бровках железнодорожной колеи.

Вечерело. Солнце было четким и красно-оранжевым. И невольно в башке отметилось: «По такому хорошо поправку компаса брать!» Оно — светило — заходило за западные сопки Мурманска.

У проходной порта стыли мокрые автомашины на плиточной стоянке. А в лужах — все переливы далеких питерских перламутров и вечерней терпкой голубизны в облачных разрывах на низких небесах.

С залива, с севера, как и положено, прохладой веет, скорее даже уже полярным, баренцевым холодком.

Так я и попрощался с землей в этот, последний раз.

Вечером читал «Поиски оптимизма» Виктора Шкловского.

Интересно, можно ли найти в Гумилеве романсовое начало? Помню, как поразился, когда в какой-то статье вычитал: «В строчке Маяковского „любовная лодка разбилась о быт“ романсовая утопия названа „любовной лодкой“, а реальность — „бытом“. Не случайно Виктор Шкловский говорил о предсмертном письме поэта, что оно — романс. Его поют и трамваях беспризорные… Они сразу узнали в письме Маяковского песню. А это письмо — только припев к большому стихотворению „Во весь голос“. Вот какую историю имеет линия, простая линия романса: многократно побежденная и многократно победившая». Автор статьи еще заметил, что в русском романсе часто оказывается неведомый сочинителю, «нечаянный» социальный смысл.

Умных людей на свете куда больше, чем нам в обычной жизни кажется.

10.08. Суббота. Остановили погрузку из-за дождя. Вообще, груз для нас в порту есть полностью.

Расспрашиваю капитана о старпоме. Старпом Юрий Дмитриевич — сынок капитана одного из наших балтийских портов, этакий румяный и благополучный юный мужчина.

— Вовсе не пьет. А на мой взгляд, один трезвый старший помощник лучше десяти пьяных капитанов-наставников…

Юрий Александрович часто повторяет слово «пневмо-торакс». Запомнил его с детства, когда болел друг деда. На спине у старика он видел вырезанные пятиконечные звезды. Соратник Лазо. Потом, естественно, враг народа.

— Чего в детстве сделали самое плохое? — спрашиваю я.

— Был у меня велосипед с настоящей фарой от аккумулятора. Как-то ночью отец вправлял соседу вывихнутую руку, и погас свет… Отец велел мне принести фару. А я не принес, поскупился… Наврал что-то, и вот до сих нор мучает…

Юрий говорит, что про революцию есть три настоящие книги — «Тихий Дон», «Хождение по мукам» и «Доктор Живаго». Он смотрел «Живаго» за границей в кино. Его потрясла сцена, когда Живаго гибнет под трамваем. И музыка. Балалайка виртуозная. И «тема Лары».