Читать «Том 6. Третий лишний» онлайн - страница 424

Виктор Викторович Конецкий

Потому я выше и употребил слово «блеск». Луна и лунные отблески на каждой волнишке…

Рассказ назывался «Лоцман».

«В ту ночь тихой тенью промелькнули над Финским заливом неизвестные самолеты. С глухим всплеском врезались в воду донные мины, опустились на грунт посреди фарватера, которым только и могут ходить в Ленинград корабли.

Настало утро. С залива тянуло чуть слышным ветерком. Ветер был так слаб, что даже не рябил мазутную пленку на портовой воде. Солнце еще не поднялось над громадами элеваторов, но в воздухе уже было светло и по-утреннему чисто.

Около восьми часов утра Трофимов вышел из маленького домика лоцманской станции. Он неторопливо спустился по влажным от ночной сырости сходням к катеру и сам помог вахтенному матросу убрать пеньковый швартовый трос. От прикосновения к пеньке руки запахли смолой. Трофимов любил этот запах, как и все другие запахи порта.

— Куда идем, а, Федор Алексеевич? — позевывая в кулак, спросил моторист.

Трофимов спрыгнул на вихлявую палубу катерка и оттолкнул его от стенки.

— На „Рухну“. Товаро-пассажир. К двадцать первому причалу давай.

Заворчал мотор, и катер побежал по спокойной воде Барочной гавани. Слабо затрепыхал на его гафеле бело-красный лоцманский флаг. Качнулись от волны тяжелые швартовые бочки, захлюпала под ними вода.

— Чего-то мало судов нынче, а, Федор Алексеевич? Самое время для навигации, а причалы пустуют… — проворчал моторист и опять зевнул.

Трофимов не ответил. Ему не хотелось сбивать разговором то радостное и спокойное состояние, которое всегда возникало в нем чистыми солнечными утрами над бегучей невской водой, среди молчаливых пакгаузов порта, шершавых стенок бетонных причалов в ожидании привычной работы и скорого свидания с морем. Через несколько часов он выведет „Рухну“ за Кронштадт, и перед ним распахнется простор Финского залива, дрожащая в теплом летнем мареве морская даль. Правда, там „Рухна“ застопорит машины, а он спустится по штормтрапу на катер. Сердце на миг защемит зависть, что не он, а другие уходят туда — в далекие дали. Но такова уж судьба всех лоцманов…

Катерок обогнул Северную дамбу и сбавил ход, пропуская по Морскому каналу пассажирский пароходик.

На его палубе, несмотря на раннее утро, уже звучала музыка. Женщины в пестрых легких платьях перегибались через борт, смеялись, махали Федору Алексеевичу и кричали что-то озорное, веселое. Они ехали на все воскресенье отдыхать к зелени и свежести приморских парков. Им было весело и непривычно среди кораблей и причалов порта. Они махали Федору Алексеевичу, потому что считали его хозяином всего вокруг: ведь рукава его кителя обвивали золотые нашивки, а на фуражке зеленел якорь.

Федор Алексеевич немного поколебался, но потом стащил фуражку с головы и помахал в ответ.

— Ну, давай, давай, — сказал Трофимов мотористу. — А то так до вечера и простоишь тут, на девок глядя, — и усмехнулся незаметно: ему тоже было приятно глядеть на веселые женские лица, и было приятно, что ему машут платками.