Читать «Том 1. Камни под водой» онлайн - страница 205

Виктор Викторович Конецкий

Подремывая на высоте восьми километров, Шаталов вдруг улыбался, вспомнив привычку Мани стукать кулаком по всему на свете. И видел его лицо — тяжелые, твердые щеки, широченный лоб и добрые маленькие глаза под едва заметными бровями…

Маня еще на первом курсе решил стать подводником и писал об этом рапорт за рапортом.

Они понимали уже тогда, что в будущей войне, если она все-таки начнется, подводная лодка, вооруженная ракетой, станет решающей боевой силой на море. И Манька сразу решил держать в своих руках главное оружие. А Шаталову хотелось, кроме службы, еще морского простора, и волн, и свежего ветра, и горизонта — чистого и ясного, а не иссеченного делениями на перископном стекле. Он любил море, а не духоту в отсеках…

О Маньке все время думалось только самое хорошее. И поэтому вспомнилась последняя, проведенная в разлуке с ним летняя практика, когда Ольга не пришла их проводить. И то, как уже перед самыми зачетными стрельбами он получил сообщение о смерти отца. Отец умер совсем неожиданно, далеко на севере, в командировке. И его смерть потрясла Шаталова. И очень еще мучило то, что хоронили отца чужие, равнодушные люди. И сразу, как с нами бывает, он вдруг понял, что часто обижал отца, не отвечал на его письма, редко находил время для встреч и не до конца ценил в старике великолепные человеческие качества — доброту и душевную честность, например.

Он не мог удержаться и плакал ночами, уткнув лицо в жесткий пробковый матрац подвесной койки.

Но служба есть служба. Звенели на корабле сигналы тревог и авралов, наступали сроки очередных вахт и дежурств, зачетов и зачетных артиллерийских стрельб. Ребята волновались, ожидая эти стрельбы. Завалить их означало на две недели задержаться на практике вместо отпуска. Шаталов не волновался. Он отупел от горя. Он с треском завалил стрельбы. Никогда еще в жизни ему не было так плохо, как тогда. Если б рядом был Маня!

И вот «Комсомолец» вернулся в Кронштадт и стоит на рейде.

В кубриках — гвалт и хохот. Ребята пришивают на рукава новые курсовые знаки, собирают вещи, чистятся. Сейчас подойдет десантная баржа и повезет их в Ленинград. Может, уже сегодня они получат отпускные билеты и уйдут за КПП училища.

А двоечников — человек пять. Они лежат на койках, тусклые, как не чищенная год бляха. Шаталову кажется, что весь мир вокруг — серая вата.

В кубрике становится все тише и тише. Ребята поднимаются на палубу. Слышно, как трутся снаружи по борту кранцы — это швартуется баржа. Помощник дежурного по кораблю заглядывает в люк:

— Курсант Шаталов!

Шаталов вздрагивает: вдруг что-нибудь изменилось?

— Есть!

— Заступаете сегодня дежурным по камбузу!

— Есть…

Тоска достигает предела. Шаталов сует в рот завязку от наволочки и начинает ее жевать. За иллюминатором плещется равнодушная вода, крутится размокший окурок, все не может потонуть. Потом тонет… И вдруг: