Читать «Том 1. Камни под водой» онлайн - страница 200

Виктор Викторович Конецкий

— Ну, ну! — сказала Ольга. — От твоих рассказов першит в ушах. Ты стал таким же занудным, как и Маня.

— Манька не зануда.

— Маня — человек примитивно простых целей, — задумчиво сказала Ольга. — Он ограничен. Он добр, но духовно ограничен. «Надо уметь хорошо стрелять», «нельзя жениться на женщине, если она тебя не любит до сумасшествия», — все это правильно, но сегодняшний мир сложен и запутан…

— Хорошая горчица, — пробормотал Шаталов, затягивая ответ. В ее словах была какая-то правда. Манька не был способен на порывы и отвлечения в сторону от основной своей линии. Но это как раз и помогало ему. Однако последовательности у Маньки было чересчур. И это было скучно.

— Не тебе судить его, — сказал Шаталов, наполняя рюмки. В голове уже приятно шумело, ломота и боль в костях ослабели. И, в конце концов, сидеть за столом с красивой женщиной — это очень приятно после разных дрифтеров, кухтылей, ваеров и селедки.

— Я не сужу, — Ольга махнула рукой, отгоняя от лица дым сигареты. — Я убеждена только, что и эта его телеграмма — какая-нибудь чепуха.

— Ты, сложная натура, очень увяла за то время, что мы не виделись, — сказал Шаталов осторожно.

— Может быть, — равнодушно ответила она, накручивая на палец бусы. — А в то, что он выбросил меня из головы, я не верю. Маня может решить, что гражданский долг мужчины — завести семью и троих детей. И он женится, и перевыполнит план — вырастит пятерых. Но меня он не забудет никогда. Давай-ка еще.

— Я налью. Ты сиди, — тихонько сказал Шаталов. Он взял графин и почему-то вспомнил зимнюю штормовую Атлантику, совершенно ровные по величине, огромные валы с дымящимися вершинами, тяжелые, неотвратимо накатывающиеся на траулер; стремительный кивок мачт навстречу каждому из них и лицо мастера по рыбодобыче Ершинина с выбитыми зубами, с напряженной ухмылкой на плоских растрескавшихся губах: «Держись, паря! Все на свете корытом крыто!» И от этого воспоминания, от того, что он никогда больше не увидит ни этих валов, ни кивка мачт, ни полос сдутой ветром пены, ни ухмылки Ершинина, Шаталову стало горько и обидно.

Он аккуратно поставил графин на стол, сказал:

— Держись, Оля, все на свете… — он вовремя удержался. Она с притворной небрежностью махнула рукой, попросила:

— Знаешь, ты выйди, а я форточку открою… Душно очень, накурили мы с тобой… А ты простужен…

«Пожалуй, — думал он, расхаживая по коридору, — мы с ней чересчур быстро понимаем друг друга. В чем-то мы похожи. Но усталости у меня нет. Все неприятности в моей жизни происходят только от самого меня и касаются — лупят — только по мне одному… А Ольга странная женщина. Она, очевидно, из тех, для которых любовь — счастливая или несчастливая — это самое главное в жизни… Как плохо, что в момент встречи с Маней она любила другого. Если бы не это… Вот что я сделаю: измерю этот коридор шагами. И если число шагов четное, то завтра я еду в управление и выколачиваю две тысячи рублей в счет окончательной расплаты. Потом я вылетаю в Москву, а оттуда проще выбираться дальше. Послезавтра я в Хабаровске. Противная вещь — эти посадки. Уши болят, и даже тошнит. И ноги крутишь, вертишь… Да, самолет — противная вещь…»