Читать «Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору» онлайн - страница 100

Принято считать, что Менжинский своим назначением в 1926 году начальником ГПУ обязан расположению к нему лично Сталина, что он был с этого времени типично «сталинским человеком» и исполнительным чиновником, который и нужен был в 20-х и в начале 30-х годов на этом посту «вождю народов». Троцкий, у которого к Менжинскому были личные счеты после руководства тем в ГПУ разгромом троцкистов в партии и изгнанием в 1929 году самого Троцкого из Советского Союза, вообще считал Менжинского «серым человеком», марионеткой Сталина еще за спиной живого Дзержинского в 1922–1926 годах, а на посту шефа ГПУ – послушным исполнителем любых приказов Иосифа Виссарионовича.

У Менжинского до самой смерти действительно не было никаких принципиальных споров или разногласий со Сталиным. Неизвестно, как бы пошло у него дело в годы больших сталинских чисток, но до 1934 года такой спокойный и интеллигентный исполнитель во главе ГПУ Сталина явно устраивал. Иосиф Виссарионович был всегда подчеркнуто благожелателен к своему руководителю госбезопасности, не раз навещал Менжинского на больничном ложе в последние годы и угощал привозимым с собой грузинским вином.

В среде белых эмигрантов, исполненных ненависти ко всему связанному с ЧК и ГПУ, отношение к Менжинскому было не столь снисходительно-презрительным, как у Троцкого. Они считали его таким же ответственным за кровь и террор чекистов безо всяких скидок на внешний аристократизм или флегматичный характер, называя внутренним садистом, прикрывающимся холодной невозмутимостью, которого не зря так приблизил ненавистный им Дзержинский. Сергей Мельгунов в своем «Чекистском олимпе» припечатал Менжинского термином «эстет-инквизитор», полагая, что как раз из таких скучающих мечтателей с тягой к роскоши часто выходят законченные мерзавцы и убийцы, а эмигрантский писатель Роман Гуль в своей книге о ЧК назвал Менжинского «деградирующим на службе в Чеке аристократом».

В отличие от эмигрантов многие исследователи уверены, что с 1928 или 1929 года Вячеслав Менжинский вообще мало может отвечать за работу ГПУ, которой он руководил с тех пор только на бумаге. Это не легенда, что почти со времени назначения его начальником ГПУ летом 1926 года Менжинский часто болел и все больше передавал рычаги управления спецслужбой своим заместителям, именно так выдвинулся в первые замы энергичный и деятельный Генрих Ягода, в начале 30-х уже почти полноправный хозяин на Лубянке при тяжелобольном шефе. К 1930 году Вячеслав Менжинский окончательно превратился в свадебного генерала для ГПУ, крайне редко появляющегося на службе, а вечно лечащего свой невроз и сердечные боли.

Это было понятно и самим чекистам, авторитет номинального главы ГПУ среди них падал. Сбежавший из-за обвинений в троцкизме из СССР чекист Агабеков в своих мемуарах откровенно писал: «Менжинский почти все время болен и никаких рычагов управления в ГПУ уже в руках не держит, всем командует Ягода». И дальше Агабеков сразу переходил к описанию пьянок-оргий Ягоды и Бокия с комсомолками на дачах, в которых до побега из страны сам участвовал. С Менжинским повторилась история Дзержинского последних лет у руля спецслужб. Если в конце 20-х он еще старался вникать в большинство дел, хотя бы на высшем уровне курируя операцию «Трест», борьбу с церковью, кампанию раскулачивания, заказанный властью процесс против «Промпартии» и другие действия ГПУ, то в последние годы он в основном проводил время на даче, увлеченный своими цветами. Именно на своей даче в подмосковном Архангельском 10 мая 1934 года Менжинский и умер от внезапного инфаркта, похоронен, как водится, в Кремлевской стене, вместо него на пост главы объединенного НКВД заступил Генрих Григорьевич Ягода. Вместе с ним на Лубянке на несколько лет утвердилась пресловутая «команда Ягоды». Произошла смена караула в советской госбезопасности.