Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 69

-Во-первых, вермишель, во-вторых…

-Вермишель – это первое или второе? – вопрошал он принципиально.

-Ешь и запивай молоком! – отвечали ему не по существу.

-Первое или второе? – домогался он точности.

-Сиди ешь!

Бежит к матери:

-Мама, вермишель – это первое или второе?

А мама тут в глубоком разочаровании и огорчении у телефона, навеки отключившего её от прошлого:

-Алик, ешь что хочешь!

И тогда Алик заплакал, ни от кого не добившись своей правды.

И утешала его, прижав к себе, и сама же заплакала прямо в мягкие пахучие волосики. Бедные мы с тобой, самолюбивые непомерно, не по мере этой жизни, Альченька, плохо нам с тобой приходится.

А Валера в другом городе нет-нет да восстанет с обидой:

-Но ведь даже преступления не в счёт за давностью лет! Конечно, я понимаю, высшее благородство её натуры, но… вот представь себе, не будь она так достославно обеспечена своим женским счастьем – муж, дети, удачливость, - разве смогла бы она так надменно: «Мне было бы совестно перед дочерью!» Не демагогия ли это, когда человек поверх горки своей сытости водружает ещё и красивый флаг незапятнанной чести? Гордыня чистой совести – не грех ли?

-Перестань! Тебе так и хочется её унизить, чтоб уменьшить разницу высоты. Сказать: «Не будем больше друг другу звонить» – это отречься навек от прошлого; для женщины – отречься от молодости, от памяти по ней – о, это настоящее мужество, ты недооцениваешь. Я лично восхищена этой женщиной!

-Я-то тоже, - бормочет он. – Но мне приходится восхищаться ею за счёт собственного поражения.

-Ну и будь выше этого. Тебе дают такой пример! Цени высшее в жизни.

Высшее-то высшее, но Валера всё же выкинул старые письма, которые хранил восемнадцать лет в корочках от альбома. И сделал мудрое заключение: «Если у тебя есть хорошее воспоминание, не порти его новой встречей».

Когда Серёжа наутро вернулся с дежурства, Лариса похвалилась:

-Я-таки позвонила ему. И попросила впредь больше не беспокоить меня. Эти глупости мне ни к чему.

Серёжа вдруг прыснул.

-Чего это ты смеёшься? – обиделась.

-Ох и глупые же вы, - сказал добродушно. – Намудрили, намудрили! А и всего-то: он позвонил – значит, всё ещё любит. И ты позвонила ему – с тем же самым. Ох, салаги! Ну ничего, ничего. Я и сам всех люблю, кого любил. Дай-ка лучше поесть, бабочка ты моя.

1986

ЧАСЫ ГОТОВЫ

Мужской голос ответил по телефону: “Мне всё равно, я пойду на любую площадь, в любой район. Если ваш вариант подойдёт моей жене, бывшей, я заранее согласен. Позвоните ей. Я дам вам её телефон... тем более, что она тоже давала объявление, оно мне попадалось”.

Голос был хорош. Вот как по следу сыщики определяют рост и вес, так по голосу я узнала (это не разъять, это синтетическое ощущение), что он - тот человек, которого я искала. Я вышла бы за него не глядя, я ринулась бы напропалую на звук этой речи, сдержано-горькой и простодушно-открытой - разве не о силе и благородстве говорит эта доверчивая открытость? Слабый - подозрителен, скрытен, уклончив.

“Я уже полтора года нигде не живу, вы застали меня случайно, это телефон моего отца”.