Читать «Конец Большого Юлиуса» онлайн - страница 91

— И позвольте вам заметить, — сказал Смирнов, — что вы напрасно любуетесь своим героизмом. Честность — это норма поведения советского человека!

Девушка взглянула на Смирнова, нижняя, яркая губа ее дрогнула, и неожиданно она слабо улыбнулась. Зубы у нее были крупные и чуть-чуть неправильные, с голубоватым отливом.

— Рад, что вы это понимаете! — улыбнулся в ответ Смирнов. — И стыдно трусить! Да, именно стыдно! Зачем вы допускаете, чтоб вами владел мелкий, обывательский страх?

— Я читала и слышала о преступлениях. Берии, — сказала она, нерешительно глядя исподлобья на полковника. — Такие вещи нескоро забываются. Поэтому вы не должны строго судить, если я пришла к вам не с легким сердцем.

— Нет, извините! — сказал Смирнов и раскурил угасшую папиросу. — Я строго сужу. Ведь все это простые вопросы, в которых надо бы вам разобраться! И до Берии находились враги, пытавшиеся пробраться к сердцу страны через аппарат. В Германии до войны это удалось фашистам, так возник Гитлер. А вот у нас — и до и после войны — не выходит! Изо всех сил пробовали всякие негодяи, в том числе и Берия, но не получилось. Вам никогда не приходило в голову почему?

— Раньше нет, сейчас я об этом подумала! — сказала девушка и снова слабо улыбнулась. — Там, где много честных, хороших людей, горсточка мерзавцев не может победить… Да?

— У нас, в органах, люди обыкновенные! — ответил Смирнов. — Такие же, как во всей стране. Только спрашивают с нас больше, вот и вся разница. А теперь давайте говорить о вашем деле. О чем вы хотели посоветоваться?

— Сейчас я вам все расскажу! — сказала девушка облегченно. — Я давно хотела прийти, но меня останавливали все те вещи, о которых вы сказали и о которых я не умела думать…

— Не считали себя обязанной думать! — поправил Смирнов. — Уменья на это много не надо! Так я вас слушаю! Зовут меня Герасим Николаевич!

— А меня — Кира… — сказала девушка, закусила губу, и в глазах ее, только что ясных и спокойных, из глубины взгляда поднялось нечто, насторожившее Смирнова. Так смотрят люди, притерпевшиеся к постоянной и сильной физической боли.

«Герасим Николаевич, вы верите, что можно разлюбить близкого человека за то, что он совершил плохой поступок? Я не верю. Если люди так говорят о себе, они лгут другим. Если человек так думает, он лжет себе.

Я пришла, потомку что люблю мою мать.

Может быть, ей еще можно помочь. Ведь преступлений она не совершала. Просто — безвольный, несчастный человек, не сумевший построить свою жизнь.

У моей мамы есть один «пунктик».

Первый ее муж, некий Кирилл Мещерский, был во время нэпа ужасно богатым. Я так и не поняла, чем он занимался, — иногда мама говорит, что он адвокатствовал, иногда называет его инженером. Но она глубоко убеждена, что жила по-настоящему только в тот период, когда была его женой. «А после, — говорит она, — я не жила, а существовала…» Даже меня назвала в его честь Кирой. Дурацкое, кукольное имя, терпеть его не могу.

Вся беда в том, что моя мама была очень красивой. Такой красивой, что смотришь на ее старые фотографии и не веришь, что это изображение обыкновенной женщины. Похоже на картину. А больше, Герасим Николаевич, у нее за душой ничего не было и нет: человек она мелкий, вздорный, несправедливый. Может быть, нехорошо так говорить о матери, но правда есть правда!