Читать «Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3.» онлайн - страница 133

Мурасаки Сикибу

— Теперь, когда вы живете спокойно и неторопливо, мне следовало бы почаще навещать вас, — говорит он. — Так хочется иногда побеседовать о прошлом, о каких-нибудь пустяках, которые с годами вспоминаются все чаще. Но мое нынешнее положение весьма неопределенно, и порой я ощущаю еще большую скованность, чем прежде. Люди гораздо моложе меня один за другим вступают на Истинный Путь, и я чувствую себя безнадежно отставшим. Я не устаю сетовать на непостоянство этого мира и давно уже мечтаю поселиться где-нибудь вдали от мирской суеты, но не хочу лишать опоры своих близких. Я уже просил вас не оставлять их попечениями и надеюсь, что вы не забудете моей просьбы.

Государыня очень моложава и, как всегда, держится с большим достоинством.

— К сожалению, теперь мы видимся даже реже, чем в те дни, когда нас разделяли Девять врат, — отвечает она. — Откровенно говоря, мне тоже все ненавистно в этом мире, от которого многие «отвернулись бесповоротно» (338), жизнь сделалась для меня тягостным бременем. Но я привыкла всегда и во всем полагаться на вас, и, не посоветовавшись с вами…

— Да, живя во Дворце, вы могли хотя бы ненадолго возвращаться в родной дом, и я ждал с нетерпением… А теперь? Разве вольны вы выезжать, когда вам угодно? Увы, мир так изменчив, но решиться на окончательный разрыв с ним может лишь тот, кто в полной мере осознал его тщету. Более того, человек, внутренне готовый к тому, чтобы отречься от мира, нередко оказывается привязанным к нему многочисленными путами (43). Но откуда такие мысли у вас? Если, поддавшись духу соперничества, вы последуете примеру остальных, люди поспешат превратно истолковать причины… О нет, вы не должны этого делать!

«Ах, он так и не понял…» — вздохнула Государыня.

Где, среди каких клубов дыма блуждала ее несчастная мать? Гэндзи никому не говорил, что миясудокоро, приняв презренное обличье, снова появлялась в мире, но от людей ничего не утаишь, и слух о том дошел до Государыни-супруги. Глубокое уныние овладело ею тогда, и мир стал казаться еще более постылым. Ей хотелось знать подробности — о чем говорил дух ее матери, какой вид имел, но могла ли она прямо спросить об этом Гэндзи?

— От кого-то я слышала, что душа моей матери была обременена тяжкими грехами, — сказала она наконец. — Правда, никаких доказательств у меня нет, и я могу лишь догадываться… Сначала, поглощенная собственным горем, я не задумывалась о ее страданиях, но с годами поняла, что должна, заручившись поддержкой надежного наставника, сделать все от меня зависящее, чтобы потушить сжигающее ее пламя.

«Она права», — подумал Гэндзи, растроганный признанием Государыни.

— Увы, это пламя подстерегает каждого, — сказал он. — И все же как трудно не думать о мирском человеку, пришедшему в мир на то мгновение, пока утренняя роса лежит на травах. Я знаю, что Мокурэну, одному из учеников Будды, удалось довольно быстро облегчить страдания своей матери, но это не значит, что вы сумеете добиться того же. Боюсь, что, даже сбросив драгоценные шпильки, вы не почувствуете облегчения, ибо слишком привязаны еще к этому миру. Лучше пока не открывайте никому своего намерения. Я уверен, что вы и без того можете сделать немало, чтобы рассеялись те страшные клубы дыма… Признаться, я и сам подумывал об этом, но до сих пор многое отвлекало меня. Мои мечты о безмятежной, спокойной жизни так и не осуществились. Остается тешить себя надеждами на будущее: мол, когда- нибудь, посвятив себя служению, позабочусь и о ней. О, я понимаю, сколь неразумно…