Читать «Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 1» онлайн - страница 146

Пашка разделся, и я поплыл с его одеждой. Он сунул палец ноги в воду и вскрикнул:

— А холодно-то… Эх… И как ты, доктор, терпишь? Я не полезу, чтоб миня расстреляли!

Пашка надел сапоги и с наганом в руке стал осторожно продвигаться вперед, пробуя носком каждый камень и балансируя в воздухе руками.

— Ну, как?

— В законе! Я тебе покажу, что я есть за человек!

— Натуральный американец, Пашка?

— Природный советский вор!

В это мгновение что-то хрустнуло, сапог скользнул с камня, и Пашка боком повалился в воду. Серые разводы мути завитками пошли в толще совершенно прозрачной и потому невидимой воды. Бархатно-черное зловещее дно исчезло: теперь Пашка стоял по пояс в обыкновенной серой луже.

— Эх, студено! Скупался я, однако же, пр-р-р-равильно!

Гогоча и ругаясь, он стряхнул воду с нагана и одной рукой потянулся к гряде камней.

— А грязища-то какая поднялась! И копыт не вытянешь!

Поежившись и гогоча, он стал месить ногами отстоявшуюся на дне водоема грязь.

— Го-го-го! Умора, а, доктор: одну лопасть вытянешь, другая обратно увязнет!

— Тише, Пашка! Ты уходишь в воду!

— Как это?

— Тебя засасывает!

Он притих, наклонил голову и стал наблюдать. Серые клубы взбаламученного отстоя медленно изгибались в воде, розовое молодое тело кричаще выделялось на этом могильном фоне. Синие рисунки татуировки лезли в глаза. Под пупком была дугой вытатуирована надпись: «Все отдам за горячую е…» Конец слова уходил в воду, потом исчезло и предшествующее слово. Черная вода проглотила всю надпись и добралась выше, до изображения игральной карты, бутылки и голой женщины в кольце слов: «И вот что нас губит!» Минута — и вода коснулась Пашкиных сосков и наколотых над ними револьвера, дыма и летящей пузатой пули с подписью: «Смерть всем гадам!»

Сомнения не оставалось: Пашка тонул.

Медленно-медленно он поднял лицо, ставшее вдруг зеленовато-серым.

— Потопаю! Гадское племя! А-а-а-й! Загибаюсь!

Он закрыл глаза, смешно натужился и изо всех сил заорал тонким бабьим голосом:

— Спасайте! Караул! На помощь! Убивают!

Но воздух в тундре до предела напоен влагой, и этот смешной и страшный вопль беспомощно замер среди камней и луж. Пашка понял это.

— Ты что стоишь? А? Спасай мине!

Я оглянулся. Кругом ни палки, ни ветви: вешние воды все вынесли прочь, в реку. И вдруг я вспомнил: его ремень! Я схватил ремень, осторожно прокрался по гребню скалы как можно ближе и, держась рукой за камень, раскачал ремень, и Пашка ухватился за пряжку.

— В законе, доктор, молодчик милый! Держу пряжку! Тяни! Я тебе награду схлопочу у опера! Денег сто рублей получишь! Тяни! Ну тяни скорей!

— Боюсь, что лопнет ремень! Кожа старая, Пашка!

— Тяни, гад! Я потопаю! Вода по шею!

Я потянул сильнее… Еще сильнее… И ремень лопнул. Я упал боком на камни. Пашка качнулся, махнул руками для равновесия и ушел в воду по самый подбородок.

Потом отдышался. Навел на меня наган.

— Лезай в воду, падло! Давай сюды! Ну!

Я отступил шага на три и упал за камень, и в то же мгновение хлопнул выстрел: пуля чмокнула о камень и с ворчанием полетела куда-то вбок. Мое падение было подсознательным движением самозащиты — чем-то вроде мигания века при приближении соринки. И сейчас же заработало сознание: «Вытащить его из ила я не могу. Он обезумел. Он даже не даст подплыть». Тяжело хлопнуло еще три выстрела. Пашка стрелял и кричал: