Читать «Петля и камень на зелёной траве» онлайн - страница 180

Аркадий Вайнер

– Где ты, Алеша?

– В Вильнюсе.

– Как тебя занесло туда? Что ты делаешь там?

– Подряжаюсь на должность Гамлета.

Она помолчала, спросила осторожно:

– Ты еще поедешь куда-нибудь на машине? – это она осторожно выясняет, как крепко я нарезался сегодня.

Пульсировали кровяные ниточки счетчика в телефоне. Вспыхнуло табло мутными буквами: «осталось тридцать секунд». Мы живем, будто перед нами вечность, а всего-то и осталось тридцать секунд. Я бросил в щель еще пятиалтынник, глухо чвакнуло в брюхе автомата, прыгнула единичка на счетчике.

– Не знаю, Ула. У меня здесь много дел.

Она не стала спрашивать о делах, только длинно вздохнула, и у меня сердце остановилось от этого горестного вздоха.

– Приезжай скорее, Алешенька. Ты мне очень нужен.

– Ула, я скоро приеду. Мне еще надо пару дней здесь поболтаться…

Единичка в счетчике согнулась, прыгнула, скрутилась в ноль, и снова грозно задымилось мятым светом: «осталось тридцать секунд». Бросил еще монету, чвакнуло резко в машине, а я уже шарил по карманам в поисках монет.

– Ты давно с работы? – спросил я ее, чтобы как-то отвлечь, я ведь чувствовал, что ей сегодня особенно одиноко.

Она будто не слышала. Шуршали электрические смерчики в телефоне, потрескивали далекие молнии на линии, ее молчание смолой натекало мне в ухо.

– Ула, ты меня слышишь?

– Да, слышу.

– Чего ты молчишь?

– Я не хожу больше на работу…

Ноль – снова ноль на счетчике, трясутся мелко раскаленные красные нервы в счетчике. Щелчок – горят перед глазами грозным предупреждением буквы: «осталось тридцать секунд». Куда же монеты запропастились? Истекают тридцать секунд, молчит, задерживая дыхание, Ула, потрескивает негромко трубка в руках – между нами тысяча километров. Сейчас оборвется линия. Трясущимися пальцами нашел монету, сунул в щель, и снова жадно щелкнула металлическим чревом эта нежная и тупая птица. Вот еще монетка, на, жри, робот.

– Ула, что случилось?

Она еще помолчала, и мне показалось, что она собирается с духом, и острое предчувствие выбило из меня хмель, решимость стать Гамлетом, промчалась даже короткая мыслишка – зря позвонил. Страх ударил под ложечку, как хороший файтер крюком снизу.

Ула сказала монотонно:

– Меня уволили. За поведение, несовместимое с моральным обликом советского ученого…

– Почему? – потерянно спросил я. Мне и спрашивать не хотелось, меня ведь никогда не обманывают мои страхи, никогда не подводят предчувствия. Она еще и рта не раскрыла, там, в тысяче километров отсюда, а я уже знал. Я это в Москве, до отъезда еще знал, но не хотел додумывать, мысль эту не хотел пускать в голову, я отворачивался в сторону – мне было невыносимо больно и страшно видеть ее медленный уход от меня, от всего, чем жили.

– Я подала заявление, Алешенька, – сказала Ула еле слышно, и я видел ее отсюда, как в муке кривится, сжимается ее подбородок, твердеет нос, как она всеми силами пытается удержать уже тяжело катящиеся по щекам слезы, редкие и крупные, как у ребенка. – Прости меня, если можешь…

Оперся спиной на стеклянную стенку – ноги не держали. Господи, зачем же так? Зачем Ты меня так сердито?