Читать «Олди и компания. Встреча Генри Лайона Олди с читателями на Петербургской фантастической ассамблее-2018» онлайн - страница 19

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: Сергей Кузнецов?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Кузнецова не читали.

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: Некоторые мои малознакомые талантливые авторы утверждают, что им некогда читать — они пишут.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Да-да. Чукча не читатель, чукча — писатель.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Это бывает. Опять же, всё что мы говорим — это чисто субъективное мнение. Сейчас договорим, и начнётся... В интернете закипит разумное, доброе, вечное. Олди этого обидели, этого не вспомнили, а они тут о фантастике сказали плохо, а о мейнстриме хорошо...

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: ...из фантастики забыли то-сё, пятое-десятое. Есть у нас в фантастике достойные писатели, есть. Но, увы, их очень мало, и меньше, чем в мейнстриме.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: И издают их очень неохотно по большей части. Фантастика сейчас — наша фантастика — почти не способна на эксперимент. Эксперимент не принимается читателем, не принимается издателем, а писатели в большинстве своём экспериментировать не умеют. А мне неинтересно читать одинаковые произведения.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: В фантастике есть ещё одна степень свободы — фантастическое допущение. Чем фантастика отличается от любой другой литературы? Фантастическим допущением, больше ничем. Все остальные приёмы, методы, художественные решения — те же самые. Но вместе с дополнительной степенью свободы добавляется ещё одна степень ответственности: фантастическое допущение должно быть оригинальное — или хотя бы оригинально обыгранное. А когда мы видим, что перед нами неплохая книга, но роман практически с тем же решением уже написали другие — в фантастике это минус. А для мейнстрима, может быть, и нет.

ВОПРОС: Можно чуть подробнее описать, что значит эксперимент? Что вы имеете в виду?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Давайте возьмём язык произведения. Сейчас в нашей современной фантастике, в родных осинах, 95 % всех книг написано примерно одним языком. Сложился язык, которым надо писать фантастику. Почему? От фантастики ждут кинематографичности. Книга должна быть аналогом фильма. Писатели берут кинематографические средства выразительности: они описывают визуальную сцену, запах, тактильные ощущения. Это язык совершенно одинаковый по структуре предложений, по работе со сложносочинёнными и сложноподчинёнными предложениями, по размеру абзаца. Вы что, действительно не видите, что почти вся фантастика сейчас пишется короткими абзацами?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Опять же, образная система — она либо отсутствует напрочь, либо даётся в очень усечённом виде. Редкие исключения есть, но именно как исключения. И для сравнения возьмите образную систему, допустим, Дины Рубиной, Водолазкина, Сорокина.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Совершенно разные, все три.

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: И то, и то — фантастика.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Безусловно (смеется). Неужели я открываю читателям глаза: вы что, не видите, что практически во всей фантастике в диалоге к каждой реплике прямой речи есть обязательное пояснение? «Хмуро буркнул он», «улыбнулась она»... Почему? Потому что наш читатель не слышит из прямой речи, что произошло, какая была интонация, кто именно говорит. А писатели не умеют это показать.