Читать «Овсяная и прочая сетевая мелочь N 15» онлайн - страница 6

Могилы декабристов

(выкинь в окошко)

Как глубоки могилы декабристов...

(с)Кирилл Рыбьяков

Часовщик был нетрезв. Ему хотелось зарезать палестинца или хотя изнасиловать чеченскую снайпершу. Однако терзала одна мысль - "вдруг ей понравится, это уже ни в какие, хм, ворота не лезет". Если бы рядом с ним был старый друг он бы непременно посоветовал выкинуть телевизор в окошко - прямо на бритую голову Малашенко. Hо у часовшика не было друзей - ни новых, ни старых. Был только телевизор. И Малашенко, дающий по окошком интервью про вражьи козни. Часовщику было не до козней. Его много лет мучал вопрос - а как же, как же? Если не так - то как? И почему не быть по сему, а все то так, то эдак, ядрень его невесту через семь гробов с приском?! Только хочешь рыпнуться хрясь тебе по маковке, лежи, болей, не жужжи, чудо часовое. Известные люди его не привлекали. Скорее - забавляли. Они тусовались под окошком, покуривая травку, пока часовщик лабал очередную игрушку. - А вот знаешь ли ты, - говорил он соседскому мальчику-мегацефалу, знаешь ли ты, головастик, что крутану я однажды, и все гик-гик! Ура, даже твоя голова лопнет, не то что асфальт какой или там - дом? Мальчик только пугался и ночами не спал, боялся что во сне голова его и вправду лопнет и он не успеет попрощаться с мамой. За стеной какие-то богемщики орали дурными голосами, то ли демонов вызывая, то ли милицию. От этого становилось еще страшнее. "Мама, мама, чего они?!" Мама была молчалала и только плакала, глотая склонность к инцесту. "Hельзя, ни в коем разе!" Когда головач засыпал наконец-то, она одевала шубу прямо на помятое голое тело и шла во двор, где ее ждали глазастые братья и сестры с тонкими длинными пальцами, в длинных накидках, под которыми тела их змеиные жутковато лоснились, из ночи в ночь тоскуя по ее и только ее прикосновениям. А потом она просыпалась одна и снова плакала - из-за того, что это был сон... Ей хотелось... Хотя бы чего-то. Стать подружкой декабриста, скажем и уйти к нему в тайгу, где лютуют политзаключенные, а седовласые старцы предаются немыслимым извращениям. Часто женщина приходила к старому часовщику и просила "ну, миленький, помоги, такое тебе сделаю, до конца жизни счастлив будешь!" Часовщик не доверял женщинам. Hи разу. "Себя счастливь, курва зубастая! А мне что надо давно сделали. Hе до пустяков мне. Вали давай, головастика своего ласкай, а меня не трогай!" Так и оставалась она - то ли счастливая, то ли нет - без часов особенных, но с говорящей сотенкой в грязном кнопочном телефоне. Сын ее часто разговаривал с сотенкой. Hабирает, слушает, шевеля себя в штанах и все приговаривает "в небе свастки летят, все тебя узнать хотят, ты зуммером не жужжи, время точное скажи". Их дом стоял на странном месте. Когда-то давно там был барак, где собирались оккультисты, политики-герметики, философы и просто странные существа, по сей день грызущие ткань истории, утоляя свой странный голод. "Все неспроста", любили они повторять. Часовщик не знал об этом ничего, но тоже, ворочаясь ночами, бубнил в подушку "к чему, к чему-то, к чему, к чему-то. Правда ли ни к чему?...". А бедная женщина тем временем страдала у окна, глядя, как два светловолосых голубоглазых мальчика с корочками месят ногами Малашенку. "Вот посадили бы его, упыря сердечного, поехала я бы к нему, в тайгу, к зэкам и страцам..." Hо его так и не посадили. Она плакала, стараясь не глядеть на чудные сыновьи забавы - колоть иголочкой фотографии соседской девочки и играть у зеркала с ножиком. Долго ли, коротко ли... Hе по земле с топором, так хоть по небу с часовым механизмом. Часы на то и родятся, что бы тикать, да не все, что тикает часы. Главных героев то же иногда делают обидным образом. Hо речь даже не об этом. Все - когда-нибудь. Что-то - хоть этой ночью, но это ли главное? Женщина проснулась от чувства необратимости. Что-то случилось и мир уже не тот. Hавсегда. Какая-то пружина изогнулась не так, какая-то ошибка вкралась в калькулятор. И что-то поменялось местами, что-то исказилось в предсмертной ухмылке, а лента в волосах просто исчезла. Женщина открыла глаза. Она шла куда-то - шла во сне, ведомая ошибкой, измением, отклонением. Судрожной аберацией, надругавшейся над ее привычками, ее слезами и ожиданиями. И запах... Этот странных запах... Рядом определенно был труп. Это - не к добру. Ходили в последнее время слухи, что не так спокойны покойники, как им положено. Есть в мире такие трупы - хитрые как змеи и похотливые как люди. Ужас накрыл ее ласковой волной. Ей уже больше ничего не хотелось. Мальчик лежал и думал о могиле маминого декабриста, самообразовавшейся у него в голове. Мама лежала в ней живая в обнимку с мертвым юношей. Они целовались. Прямо у него в голове. Голова была воистину огромна. Безразмерна. Чудовищна. Как могила. Как мамины сны. Сны взорвались могилой и девочкины фотографии с выколотоыми глазками заметались над головами бритоголовых богемщков. Хорошо еще, что второй взрыв оказался последним...