Читать «Нагрудный знак «OST» (сборник)» онлайн - страница 124
Виталий Николаевич Сёмин
– Рано или поздно нам придется расстаться. Так?
Она по-прежнему охотно разговаривала с выздоравливающими, останавливалась у койки Соколика.
– Температуры нет? Не жалуетесь?
Она шутила. Соколик чувствовал себя лучше других. Он вообще не мог жаловаться, не в его это было привычках. И это ей нравилось. Он даже шутку не принимал, кривил губы.
Когда Соколик по-своему распорядился койками и лег так, как ему хотелось, Софья Алексеевна пошутила:
– Могла вас не заметить. Я вас не на этом месте искала.
Однако не стала ничего менять. Но, когда Соколик задумал еще одно перемещение и улегся с двумя приятелями на самом солнечном месте, которое предоставлялось слабым выздоравливающим, Софья Алексеевна сказала ему:
– Если вы не вернетесь на свое место, я вас завтра выпишу. Вы совершенно здоровый человек и можете идти работать на фабрику.
Сказала мимоходом, не ожидая возражений, Соколик накрылся одеялом с головой и так пролежал, пока не кончился обход. Когда Софья Алексеевна уехала, он вернулся на свое место и сказал приятелю, который подыгрывая ему, обидно отозвался о Софье Алексеевне:
– Что ты… гад. Она права.
У Соколика получилось так, будто он собирался грязно выругаться, но удержался.
Больше Софья Алексеевна Соколика не замечала. И он во время ее обходов либо отворачивался к стене, либо накрывался одеялом с головой.
Впервые Софья Алексеевна упомянула о выписке. И, хотя сказано было вполголоса одному Соколику, услышали все. Слово было громовым. Оно давно назревало, тут не было вины Софьи Алексеевны: из лагеря перестали поступать тифозные, эпидемия пошла на убыль. И, хотя у нас заболели три девушки-сестры и многие мучались возвратным тифом, было много и выздоравливающих. Однако мысль о том, что Софья Алексеевна должна не только лечить, но и выписывать нас, оказалась настолько неожиданной, что на некоторое время между нами и ею возникло отчуждение. Ведь не только врачебной, но и другой, ужасной властью она должна была опять возвращать нас в лагерь. В тот момент, когда она на кого-то укажет: «Здоров», – она станет как бы работником лагерной администрации.
Отвязаться от этой мысли было невозможно. И свободная манера держаться, крахмальный халат, шелковое красивое платье теперь не только радовали, но и внушали опасения.
Заговорили с ней о выписке. Она сказала:
– Надо вначале выздороветь. Потом карантин. Не торопитесь. Тиф – болезнь долгая.
Она понимала, о чем ее спрашивают.
Но все же было решено устроить ей проверку. Надо было спросить, есть ли у нее муж, воюет ли он или тоже в плену. Кто-то из выздоравливающих, лежавших рядом с Соколиком, сказал:
– Соколик, спроси. Ты с ней часто разговариваешь.
Я ожидал, что Соколик ответит яростной вспышкой. Он был уверен, что все, конечно же, заметили его ссору с Софьей Алексеевной. Но он промолчал. Тот же человек повторил:
– Спросишь?
– Что ты… привязался? Спросишь, спросишь… Сам спрашивай. Язык есть? Норовите… на чужой спине в рай въехать.
Кто-то сказал:
– Соколик не спросит. Он в нее влюблен.
Теперь вспышка должна была разразиться, но Соколик и на этот раз промолчал.