Читать «Котельная номер семь» онлайн - страница 10

Он вновь взялся за лопату и орудовал ею до тех пор, пока под слоем угля совсем не скрыло огонь. Присел перед открытой дверцей. Сначала лишь струйки дыма пробились через угольный слой. Потом первые язычки пламени, авангардные разведчики, оранжевые на черном фоне, как дорожные рабочие на мокром шоссе, появились и потянули за собой все воинство, двунадесять язык, и вот уже занялся весь слой, по всей поверхности заплясало.

Огонь завораживает. Хотя спроси: почему? Особенно в первые после длительного перерыва смены. Потом привыкаешь к нему, как постепенно приедается всё. Он долго на него глядел, забыв про всё. Про отморозков, которые вряд ли про него забыли, про дым, которым порой попыхивало из-за открытой дверцы. Огонь, заточенный в топке, укрощенный, ручной, то бился о стены, словно тесно ему было в печи, то страстно длинными языками лизал рубашку котла. А дай ему волю, да распустит язык…

Что-то хрустнуло, то ли скрипнуло сзади. Он обернулся в испуге, но тут же испугу стало больше: у двери стояли… нет, стояло… нет, двигалось четверорукое чудовище, высоко задирая ноги, которых тоже было четыре… нет, три.

Он тут же сообразил, что их было двое, и шли они друг за дружкой, просто первый был очень высок, и второй за его спиной не был полностью виден. Не была видна его голова, а так — плечи, руки — присутствовали. И ноги, если вглядеться, тоже были (в сумме четыре, все-таки), появляясь поочередно, когда шедший впереди задирал свои.

Способность видеть неочевидное была ему еще недавно присуща. Вот недавно только — баба на балконе, а потом в окне. Да и до этого…

Они приблизились, преувеличенно осторожничая, боясь испачкаться или упасть, наступая в полутьме на куски угля, высоко поднимая ноги, балансируя распростертыми руками, утрируя жесты, заимствованные у мимов немого кино.

Однако они не были немы.

— Бон сюр, — тонким голосом сказал шедший впереди, старательно обходя вставшего словно столб, Борисова. В руке его была потертая папочка для бумаг — из кожи или из кожзаменителя.

Дверь топки все еще была открыта, и пламя бросало блики на их фигуры, колыхало тени, отчего и пришельцы казались призраками нереальными, зыбкими, колышущимися на сквозняке.

— Бон, — сказал Павел, оторопев, но сомкнув язык с деснами чисто по-русски. Получилось у него не в нос, в отличие от того, как довольно гундосо — с прононсом, но без акцента — произнес это французское слово вошедший.

— Как бы нам мимо вас протиснуться… — Голос его был тонок, как у дитя. Да и одет он был не по-взрослому — в короткую даже для нормального роста детскую курточку, крытую демисезонной плащевой тканью. Из-под курточки торчал пиджачок, полы его топорщились.

Павел машинально уступил проход. Но спохватился:

— Эй, любезный!

— Это кто здесь любезный? Я?! — обернулся впереди идущий. И что-то зловещее почудилось Павлу в голосе и обороте его головы.