Читать «Когда возвращается радуга. Книга 3» онлайн - страница 158

— Дара? — зачарованно переспросила Ирис, поджимая под плащ замёрзшие ступни. Чуткий Кизил, крутившийся неподалёку, немедленно на них улёгся, согревая собой. — Так отец был маг? Но почему об этом никто не знал?

— Знали немногие. Посвящённые.

Пойраз бережно коснулся отполированной поверхности надгробья, пальцем провёл по углубленным в камень буквам.

— Твой отец был Провидец. Возможно, развивай он свой Дар и дальше — стал бы настоящим Пророком, ведущим за собой целые народы. Но Баязед отказался от возможностей, дарованных свыше, обуздал талант, так и рвущийся из него, сумел каким-то образом отделить его от себя и… похоронить, как все думали. Это неимоверно трудно, но возможно.

Зелёные глаза Ирис распахнулись изумлённо:

— Отказался? Почему?

— Он объявил…

Ветер сдержал вздох.

— … и наверное, он прав… Что дар предвиденья — ярмо, а не благословение небес, и нести его через всю свою жизнь неимоверно тяжко. У него не хватит сил. Поэтому он Баязед, избирает для себя долю простого смертного, тем более, что, волей Аллаха, ему от судьбы и так даровано немало, и нечего её гневить. У него и без магии уже есть Империя, власть, богатство, уважение, полный дворец земных благ — и весь мир у ног, чего ж ещё?

Он вновь погладил имя, высеченное на могильной плите, ласково улыбнулся своим мыслям, будто беседовал сейчас с давно ушедшим другом.

— Вот только не все ему поверили, — добавил, помолчав. — Людям свойственно судить других по себе… Хромец — тот ни за что не расстался бы с Даром Провидца. Потому-то он и пощадил племянника. Причём, уничтожил затем всех османцев — свидетелей его так называемого милосердия. За эльфов же он не волновался: они так и не узнали, кого стерегли. Лишь слугам было приказано строго-настрого: перед возможной предстоящей кончиной призвать к нему Тамерлана. Он был уверен, что артефакт с отделённым даром Баязед держит при себе, и не сможет умереть спокойно, будет мучиться, пока не передаст его кому-то, родственному по крови…

***

— По крови… — эхом откликнулась Ирис. — Но почему он… отец… всё время говорил с тобой лишь о сыне?

Вот и вспомнились все детские обиды: и то, как хотелось убежать к отцу, спрятаться в его сильных объятьях, поплакать, когда очень уж не хватало умершей мамы, и всегдашнее недоумение: почему ей нельзя его видеть? И неосознанная ревность, сжатые кулачки, когда в небольшое оконце из верхней галерее она видела Баязеда, играющего с детишками Айше… Страх перед новой женой отца, страх, как бы снова не увидеть её злые глаза, не рассердить; досада на вечные платки и покрывала, под которыми непременно нужно прятать волосы… Когда умерла Эйлин-Найрият, Ирис была ещё малышкой, но образ матери крепко-накрепко запечатлелся в её памяти; а вот отца она почти не помнила. Он и при жизни Эйлин редко её посещал — государственные дела, якобы… а уж после… Поговаривали, что сама Айше подбирала ему девушек на одну-две ночи, услужливых, кротких, помнящих своё место, чтобы и мужскую печаль суметь развеять, и тихо затем исчезнуть с откупом, без претензий на что-то большее… А потом, после рождения своего шахзаде и смерти старой валиде Айше-ханум обрела в Серале власть непомерную и взялась за укрепление в сердце султана лишь себя одной. Но не только она выстроила стену между отцом и осиротевшей Ирис. Однажды девочка, жадно следящая за ним из заветного окошка, встретилась с Баязедом взглядами, но тот… лишь секунду помедлив, отвёл глаза. Отвернулся.