Читать «Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога.» онлайн - страница 9

«Заключенный тремя монархами, из которых один был римо-католиком (Австрия), второй — протестантом (Пруссия), а третий — православным (Россия), Священный союз был утопически-экуменическим актом, в котором смешались политические планы и апокалиптические мечтания. Существует лишь единый христианский народ, а национальная принадлежность значения не имеет. Единственным же властителем над всеми христианскими народами является сам Иисус Христос... Такая политика потерпела полный крах, это был несбыточный сон или даже сознательный обман, но тем не менее это была и весьма показательная попытка. Это была схема христианского единства, но она предлагала "единство без объединения" — не столько объединение церквей, сколько своеобразную федерацию всех христиан, единую "Священную Нацию", в которую входят все, невзирая на то, как называется их церковь, независимо от всех конфессиональных различий».

Несмотря на эти утопические представления, интеллектуальный климат, установившийся в Европе во времена Священного союза, а также то, что этот союз сделал возможным согласованные действия государей, придерживающихся разных религиозных убеждений, но при этом ощущающих себя христианами и, таким образом, считающих необходимым «пасти» свои народы, прямо обусловил определенное возрождение богословской мысли, которое наблюдалось сразу в нескольких странах. От немецкого мира и до Англии, от России до Франции и Италии — почти во всей Европе происходит «новое открытие» церкви как конкретной, органической сущности, а особое внимание уделяется ее исторической устойчивости, вечности и глубинному единству. Таким образом, после всех войн и политических потрясений, разделивших людей и народы, появляется необходимость в том, чтобы обнаружить некое глубинное единство человеческих судеб. Его, в свою очередь, в условиях утраты всех ценностей нельзя было найти нигде, кроме загробной жизни, кроме Церкви, которая, несмотря на разделения, была предназначена Богом для того, чтобы привести людей к вечному спасению.

Как же сформировался такой, совершенно новый, образ религиозной и духовной жизни Европы? В предшествующую эпоху И. Г. Гердер в Идеях к философии истории человечества нарисовал угнетающую картину застоя и упадка, якобы царивших в Восточной церкви. Эти идеи подтверждались и авторитетом Гегеля, который их к тому же несколько уточнил. В Лекциях по философии истории (1807) он обращал особое внимание на отрицательные черты, присущие византийско-православной церкви, и бытующие в ней религиозные представления, упрекая Восток за слишком большое внимание «к субъективной составляющей религии». Под этим он понимал то, что к «осмыслению простой доктрины христианства в согласии с духом», которым занимались отцы церкви, «добавился страстный партикуляризм. Они вели споры о догматах, и народ разделялся». Таким образом, по мнению Гегеля, Восточная церковь испытала на себе последствия того, что, хотя «начало христианства — это свобода, понятие субъективное», в Византии этот принцип был утерян, и вероучительные споры оказались «в руках толпы». Эта «идея о духе догматов стала таким образом рассматриваться бездуховно», что открыло путь к жестоким гражданским войнам.