«По временам я даже счастлив!» —сказал я доктору, который,бесстрастно осмотрев меня,дал мне понять, что я наивен.Наверно, было не спастисьмоим разрушенным зубам,и волоски поодиночкес моею гривой разминулись,а о трахее кавернознойразумнее всего молчать,сердечной мышце не терпелосьпредупредить меня о худшем,уже щитом дырявым сталамоя нахмуренная печень,и что-то замышляли почки,меланхоличная простатаи шаловливый мочеточникменя неспешно приближалик весьма научному концу.Но, твёрдо глядя на врачаи не колеблясь ни минуты,я дал понять, что для пальпации,анализов и состраданиймы выберем другой момент,так, чтобы я в конечном счётемог и любить, и быть любимым, —найти себе объект любвина месяц, или на неделю,или на предпоследний день.Учёный и печальный мужвперил в меня свой взор верблюда,разглядывающего луну,и гордо предпочёл забытьпро мой развязный организм.С тех пор не знаю я, что делать:последовать ли предписаньюи побыстрее умеретьили спокойно жить на свете,как мне подсказывает тело?В сомненьях этих я не знаю,что предпочтительнее — думатьили жевать в саду гвоздики?
