Читать «Жизнь и произведения Сервантеса» онлайн - страница 21

Когда видишь, как Сервантес в своем прологе к Дон-Кихоту говорит, что сын его ума, «этот сухой, тощий, пожелтелый, сумасбродный… был произведен на свет в тюрьме, где присутствуют всякие неприятности и гнездятся все зловещие слухи», то с любопытством спрашиваешь себя, по какому поводу, в какое время и в каком месте дан был ему тот печальный досуг ума и тела, благодаря которому увидело свет одно из прекраснейших творений ума человеческого. За пределами Испании всеобщее мнение было таково, что Сервантес замыслил и начал свое произведение в подземельях святой инквизиции; но, как остроумно выразился Вольтер, нужно быть очень близоруким, чтобы так оклеветать инквизицию. Как мы преследовала судьба Сервантеса, но настолько он еще был счастлив, чтоб не иметь никакого дела с этим гораздо более страшным судом, чем коммерческий. О его заточении в Ламанче существует множество невыясненных предположений. Некоторые полагают, что это несчастье стряслось над ним в деревне Тобозо по поводу слишком сильного словца, сказанного им одной женщине, оскорбленные родственники которой отомстили ему этим, но большинство думает, что его упрятали в тюрьму жители бурга Аргамазилья де Альба, возмущенные тем, что он взыскивал с них невнесенную ими десятину в пользу приорства Сан-Хуан, или же тем, что он отнял у них необходимую им для орошения воду Гвадианы, чтобы делать там селитру. Верно только то, что еще и поныне в этом бурге показывают древний дом, называемый casa de Medromo, который с незапамятных времен считается по преданию местом заточения Сервантеса. Известно также, что несчастный сборщик десятины очень долго протомился в этой тюрьме и дошел до такого печального состояния, что вынужден был прибегнуть за покровительством и помощью с своему дяде Дон-Хуану Барнабеде Сааведра, гражданину Альвавара де Сан-Хуан. Сохранилось воспоминание о письме, написанном Сервантесом к этому дяде и начинающемся так: «Долгие дни и короткия ночи (безсонные) утомляют меня в этой тюрьме, или лучше сказал, в этой пещере…» В память об этом несправедливом мучительстве он начал Дон-Кихота следующими словами кроткой мести: «В одном местечке Ламанчи, об имени которого мне не хочется вспоминать…»

Вернувшись после тринадцатилетнего отсутствия в то, что называлось двором (la corte), т. е. в резиденцию монарха, Сервантес почувствовал себя, точно на чужбине. Другой король и другие фавориты правили государством; старые друзья его частью умерли, частью рассеялись. Если лепантский солдат и автор Галатеи и Нуманции не встретил ни правосудия, ни покровительства, когда его заслуги его еще были свежи в памяти всех, то чего мог он ждать от преемника Филиппа II после пятнадцати лет забвения! Тем не менее, побуждаемый жалким положением своей семьи, Сервантес сделал еще одну последнюю попытку: он явился на ауденцию к герцогу Лермскому «Атласу, на котором лежала вся тяжесть монархии», как он сам выразился, т. е. всемогущему раздавателю милостей. Надменный фаворит принял его презрительно, и Сервантес, оскорбленный до глубины своей гордой, чувствительной души, навсегда отказался от роли просителя. С этих пор, деля время между деловыми комиссиями и литературным трудом, он смиренно жил в полном уединении и нужде, на свои заработки и на пособия от своих покровителей, графа Лемосского и архиепископа Толедского.