Читать «Желтый лик» онлайн - страница 17

Элизар Евельевич Магарам

Скамьи вокруг клумб заняты женщинами самых различных возрастов, начиная десятилетними девочками, кончая преклонными старухами. Красивые и безобразные, умные и глупые, интеллигентные иностранки-гувернантки и грубые деревенские мегеры-кормилицы с выпирающими из лифа полными грудями, — все они, наблюдая за детьми, меж делом вяжут чулки, шьют, вышивают и, больше всего, говорят, говорят без конца…

Тут же, вблизи пруда, как светлые цветы, дети валяются в траве, строят домики, копают грядки, играют песком и спускают в воду утлые лодочки.

В тени каштана шестилетний карапуз роет колодец. Распаренное, раскрасневшееся на работе личико блестит влажным потом. Он громко пыхтит, всецело погруженный в работу, вкладывая все силенки вместе с лопаткой в рыхлую землю. Ему добросовестно помогает сверстница — златоглавая в кудрях девочка с васильковыми глазами. Она деловито обкладывает колодец вырытой землею, старательно строит ограду из красных спичек и авторитетным тоном обращается к своему товарищу:

— Будет копать, Жан! Берите ведерко и ступайте за водою…

Мальчик беспрекословно бросает лопатку и бежит к пруду за водою. На бегу он неожиданно сталкивается лбом с другим малышом-сверстником в матроской куртке. Детские лобики быстро краснеют и набухают, подвижные, свежил личика корчатся в мучительных гримасах и уже блестят на ресницах крупные бриллиантовые слезинки. Но вежливость в крови у маленьких французов. Заглушая в себе боль, почесывая ушибленный лобик, один говорит другому:

— Vous m’excuserez, m’sieur, я вам сделал больно…

— О нет, m’sieur, это ничего не значит…

В вышине заливаются сверчки. Мелодичный стрекот сливается с мягким рокотом воды в пруде. Одурманивающе пахнет сладкими цветами, жженым кофе и смолой растопленных асфальтовых мостовых. Серые камни искусственных гротов пышут жаром. Городские часы в высокой башенке звонят двенадцать раз…

Закончив чтение, девушка в черной шляпке разочарованно складывает книжку и, подымаясь со скамьи, нечаянно роняет носовой платок, обшитый белыми кружевами. Она не успевает нагнуться, как сосед, с изысканной вежливостью, подносит ей платок:

— Не беспокойтесь, mademoiselle…

— О, я вам очень благодарна, m’sieur…

— Не стоит, mademoiselle!.. Mademoiselle… я извиняюсь… mademoiselle, я хотел вас просить…

— Пожалуйста, m’sieur…

— Разрешите мне… то есть, я… мне… гулять с вами…

— Но я не гуляю сейчас, m’sieur… Я иду домой обедать…

— Тогда разрешите мне, mademoiselle, проводить вас…

— Если вы хотите… Но мне далеко, на Международной концессии…

— О, mademoiselle, это ничего не значит… Напротив, я буду счастлив, mademoiselle. Вы очень милы, право…

— Тогда пожалуйста, m’sieur…

Они медленно направляются к выходу, сопровождаемые сдержанными ехидными улыбочками кумушек по пути…

Осенней ночью

Черная осенняя ночь…

Вдали замирают резкие звонки последнего трамвая. Индусы-сторожа лениво-бдительно обходят свои посты, постукивая деревянными трещотками, и острый, отрывистый стрекот катится по тихим покойным улицам европейских кварталов, утопающим в зелени садов, как отдаленные раскаты грома: