Читать «Домашняя кошка» онлайн - страница 2

Арон Тамаши

— Конечно.

— Случайно, не в постель?

Этелка разражается смехом. Ее смех клубится золотом и пахнет словно хорошо выдержанное вино. Жига опьянел бы от него вдрызг, если б господь видел его одного. А так он лишь издали метит в землю Ханаанскую:

— И как вам живется вдвоем?

— Я получил то, что искал, — отвечает Дюла.

Тут они оба устремляют взгляд на Этелку и с мальчишеским волнением ждут, нашла ли она то, что искала. Но женщина не хочет говорить, лишь слабый румянец показывает, что ее не постигло разочарование. Жигу пронзает жгучая зависть, которая комом становится в горле, будто приправленный уксусом вареник. Дюлу тоже злит румянец женщины, ибо за ним, словно луна за нарисованным прозрачным облаком, проглядывает их общая тайна.

— Есть у нас что-нибудь выпить? — спрашивает он, чтобы прикрыть облаком луну.

— О, не беспокойтесь, — говорит Жига.

Этелка откладывает вязанье, задумывается, потом предлагает:

— Разве что чаю согреть.

Жига отнекивается, он, мол, не за тем пришел, лучше-ка они с Дюлой пойдут куда-нибудь вдвоем да за стаканчиком вина обговорят прошедшие три года.

— Неужели три года прошло? — удивляется Дюла.

— Угу. — Жиге не терпится выпить.

Они задумываются. Большая голова Дюлы клонится, будто тыква под ветром в предзакатный час. Жига смотрит на женщину, буравит ее взглядом, словно Этелка земля-матушка и он хочет пробить в ней источник.

— Ну пошли, — говорит Дюла и встает.

Тут Этелка откладывает вязанье и поворачивается к мужу, подыскивая слова. В конце концов женское благоразумие оставляет ее, и она прямо говорит Дюле:

— Ты не пойдешь в корчму!

Дюла на секунду задерживает на ней взгляд, на его губах появляется улыбка, сейчас он похож на кота, когда тот выгибает спину.

— Идем, Жига, — говорит он.

Гость много бы отдал в эту минуту, чтоб остаться одному.

Но только в сказках в октябре бывает весна. Что ж, тяжело поднимается и он, пожимает Этелке руку, извиняется:

— Прости, если чем обидел.

Дюла не издает ни звука и, словно неколебимый столб, весь исписанный наказаниями для непокорных женщин, выходит из комнаты. Жига плетется за ним, но в дверях оборачивается, чтобы послать Этелке поцелуй. Случай, однако, не благоприятствует ему: женщина даже не смотрит им вслед.

Хлопает дверь, и наступает тишина, кажется, что она просто сидит где-то рядом.

Этелка стоит возле лампы, долго стоит не двигаясь. Сердце жжет или вдруг забарабанит, точно заяц лапами. Уши ловят звук удаляющихся шагов, а сама Этелка сердито смотрит на золотой язычок пламени — так бы и всыпала туда перца. Потом она вдруг хватает нарукавники и бросается к печке, чтобы швырнуть их в огонь. Открывает дверцу, но почему-то не швыряет, а садится против огня и смотрит. Огонь урчит, извивается в прихотливых позах, словно влюбленный юноша. Этелке то хочется его погладить, то прижать к груди, но больше всего — танцевать с ним.

Она смотрит на огонь до тех пор, пока гнев ее постепенно не улетучивается, и она смягчается.

А потом грустнеет.

Тогда она прикрывает дверцу и опускает свою белокурую голову на две крошечные ладошки. Ничего не идет ей на ум, она чувствует только, что очень одинока.