Читать «Восемь дней в неделю (Журнальный вариант)» онлайн - страница 59

— Ну что ж, Кукин, иди.

Саня заковылял к доске. Но не успел он взяться за мел, как дверь класса приотворилась и в щель просунулась голова неизвестной ребятам женщины.

— Анна Ивановна, на минуточку вас…

Анна Ивановна поднялась и поспешно, словно боясь, что женщина будет говорить дальше, вышла из класса.

Анна Ивановна прикрыла за собой дверь и услышала сразу возникший за ее спиной гул в классе, который хоть и не знал, но сразу догадался, что пришла мать Игоря.

Так оно и было. Перед Анной Ивановной стояла запыхавшаяся, растерянная, насмерть перепуганная мать.

— Здравствуйте, Анна Ивановна, — сказала она и заплакала.

Внезапно Анна Ивановна ощутила знакомую боль в левом боку и прислонилась спиной к двери. С этого мгновения сознание ее как бы раздвоилось: она слушала мать Игоря, старалась понять ее слова, хотя смысл этих слов был известен заранее, и боролась с нарастающей болью, вслушивалась в нее, задерживала дыхание, потому что при вдохе боль становилась особенно сильной.

А женщина плакала и говорила сквозь слезы. Она согласна была на все: на унижение, на ложь, на подвиг; она давала бессмысленные клятвы и обещания. Анне Ивановне было мучительно все это слышать, потому что она ничем не могла помочь ни сейчас, ни позже.

— Ксения Михайловна, не надо… — сказала, наконец, Анна Ивановна, — У нас урок… Я вас прошу — зайдите, пожалуйста, в перемену.

— Не могу я в перемену… — всхлипнула Ксения Михайловна. — Только на час с работы отпросилась. Он, как пришел домой, позвонил… Я уж наврала начальству невесть что. Побегу, думаю, пока еще не решили. Простите его, Анна Ивановна! Простите моего негодяя! А уж я с ним расправлюсь…

— Нельзя этого прощать, — тихо сказала Анна Ивановна.

Ксения Михайловна с готовностью закивала головой.

— Да я понимаю… Я и сама не прощу! Но мне-то как быть? Куда я с ним теперь? Вы уж простите, вы добрая, я знаю…

Анна Ивановна качнула головой в сторону двери.

— А они что подумают?

— Так ведь ребятишки же… Они быстро забудут.

— Нельзя, чтобы забыли.

— Да я понимаю… нельзя… А вы простите, они вам поверят.

— Не могу, Ксения Михайловна. Извините, пожалуйста… Я одна ничего теперь не могу. Будет педсовет…

— Выгонят подлеца?

— В этой школе ему оставаться нельзя, — сказала Анна Ивановна.

— Да это же я, одна я виновата, — простонала Ксения Михайловна. — Какой-то поход у вас собирался… А я ему запретила… Думала — поедем вместе в деревню. Там у меня родня… яблоки… смородина… Думала — вместе будем. А он настойчивый… Говорит: «Не пустишь — хуже будет». Я говорю: «Как это — хуже?» А он говорит: «Тогда никто не поедет!» А мне это ни к чему, кто там поедет — не поедет… Они еще всё с Костиком шушукались. У них же всегда секреты. Он еще у меня спрашивал, чем краску разбавляют… Так я сама разбавителя принесла. Ведь я одна только и виновата!

«Костик — это тот, с Красной улицы… — подумала Анна Ивановна. — Никто не поедет… Вот, значит, в чем дело!»

Анна Ивановна переступила с ноги на ногу: боль уже заполнила всю левую половину тела.

— Давайте обождем… — сказала Анна Ивановна, думая о том, что главное сейчас — уйти в класс и сесть. — Сейчас ничего не решить. Обождем до завтра… до вечера… Не в тюрьму же его сажают. Перейдет в другую школу. Там его возьмут… под особое наблюдение…