Читать «Августин учитель. Элементы отрицательного богословия в мышлении блаженного Августина» онлайн

Значение отрицания в познании Бога не обязательно связано с "мистическим богословием", каким представлено оно автором дионисиевского "Корпуса". Даже у самого святого Дионисия Ареопагита путь отрицаний, хотя и доходит до кульминации в "незнании, которым мы познаем за гранью разума", ведет не только к одному лишь экстатическому соединению; он является также умозрительным (или спекулятивным) догматическим методом (описания. - Ред.) Божественной трансцендентности. Обобщая, мы можем сказать, что всякое религиозное мышление, в той мере, в какой оно себя таковым сознает, стоит перед необходимостью прибегать к отрицаниям, будь то в целях достижения недостижимого, превосходя само себя в сопровождаемой диалектикой естественной мистике, или оставаясь в рамках сущностного богословия, оно преобразовывает метод "превосходств" и принцип аналогий в способ, который в самих концепциях, им используемых, указывает на трансцендентность Бога, "ускользающую" от концептуального познания. Если Фома Аквинский мог придать дионисиевскому апофатизму некий новый смысл, из которого не вытекало "первичное превосходство бытия", то потому именно, что употребление отрицаний, к которому принуждает идея трансцендентного Бога, не является исключительно характерным лишь для тех, кто Бога превозносит над бытием.

Элементы негативного богословия не обязательно ограничиваются более или менее христианизированной плотиновской традицией. Впрочем, роль апофазы отнюдь не тождественна и у самих столь между собой несхожих последователей Плотина, какими были, например, Марий Викторин, блаженный Августин или Дионисий. Для Викторина Бог есть преимущественно Единое, предшествующее бытию целостное Пред-сущее, тогда как Иисус - целостное Сущее. Троица есть следствие (effect) причины, которой Бог Сам Себя воспроизводит как Бытие: "До исхождения вовне нет ни Отца, ни Сына, но только Само Единое". Хотя Марий более близок Плотину, нежели автор "Ареопагитик", у него общим с Дионисием является то, что оба они видят в Боге начало сверхбытийное, чего никак нельзя сказать об Августине. Но в то время, как у латинского переводчика "Эннеад", несмотря на защищаемую им против ариан единосущность, "зияние" между Богом - Единое - и явленным в Логосе Богом - Бытие - представляется нам почти непреодолимым, у Августина и Дионисия демаркационная линия проходит между Единосущной Троицей и Ее тварными следствиями, или "эффектами", с той разницей, что Ареопагит настаивает на "сверхсущности Богоначалия", тогда как Августин видит превосходство "Само-Бытия". Вовне Своего бытия Бог есть прежде всего Бог апофазы. Нет ничего удивительного в том, "что столь дорогое Плотину богословие отрицаний во всей своей силе наличествует уже у Мария Викторина, прежде чем победоносно войти в христианскую литературу в писаниях предполагаемого ученика апостола Павла. Однако, хотя и в более скромной форме, апофаза достаточно явлена у Августина для того, чтобы можно было говорить по крайней мере о некоторых элементах отрицательного богословия в его религиозной мысли.