Читать «Абель в глухом лесу» онлайн - страница 12

— А ты со смертью не торопись, пусть тебя сперва жизнь своим помазком намылит, — отозвался отец и начал с задних заячьих лапок шкурку снимать.

Приумолкли мы, словно обоим стало не по себе, как про смерть помянули. На душе тревогой повеяло, волнение поднялось, и что-то рокотало гулко из глубин самой жизни… Так стояли мы молча в густеющих сумерках, я смотрел на отца, он виделся мне до времени состарившимся мальчуганом, которому ведомы тайны природы и вот он их передо мной раскрывает… Наконец он распорядился:

— Тащи дрова под шелковицу, костер разведи!

Я мигом принес дров, развел под шелковицей костер, в трех шагах от кадушки, на которой отец орудовал. Оно и кстати, что близко так, отцу видней было, когда принялся он тушку разделывать. Пока костер прогорел, горку алого жара оставив, я смастерил из проволочного решета колосничок, так что можно было без промедления зайчатину ставить на жар.

— Ну, и мы с тобой не лучше тех турок нечестивых, какие встарь сюда набегали, — опять заговорил отец.

— И какие ж они были, турки те?

— Да вот такие… послов на костре сжигали.

Странно мне показалось, что отец ни с того ни с сего турок вспомнил, но я ничего не заподозрил.

— Какой же из зайца посол? — поинтересовался я все же.

— А как же! Ведь он прибежал в лес тебя звать.

— В лес? Зачем?

— Жить там.

— Что ж, и в лесу пожить можно, — сказал я.

Схитрил тут отец.

— Ой ли, — говорит, — один-то в лесу жить небось побоялся бы?

Ничем я так не кичился в ту пору, как храбростью, так что герой во мне сразу и вскинулся.

— Много чего я знаю, — ответил я отцу круто, — только вот страха не ведаю. Через любую чащобу пройду, не испугаюсь, и смело в лесу проживу один как перст!

А отцу только того и надо было, сразу поймал в силок меня, словно птаху:

— Молодец, дело говоришь! Завтра и отправимся, поживешь в лесу.

— Куда отправимся?

— А на Харгиту, и домик там есть, как раз для тебя. Вчера, понимаешь, в общественном лесу господа из середского банка охотились, вот я и определил тебя лесным сторожем в лес, что банку принадлежит, на Харгиту. Они бы тебе и жалованье назначили… ежели, конечно, не струсишь, один-то.

Что тут скажешь? Стою, голову в плечи втянул, еще и моргаю, верно, по-лягушачьи. И рад бы назад взять слова, какими только что героя из себя строил, так ведь поздно уж отступать!

— Кто ж станет трусить без надобности, — сказал я, сдаваясь.

— Там тебе худо не будет, — подбодрил меня отец, — заживешь королевичем.

— Это можно, да знать бы как.

Больше разговору про Харгиту не было, потому как подошла к нам матушка с зажженной лампою. Повесила лампу на шелковицу возле костра, достала хлеб из мешочка, каждому отрезала добрый ломоть, положили мы на хлеб зайчатину и, по кусочку складным ножом отрезая, принялись закусывать. Ох и лакомо — молоко младенцу не слаще! Ужин запили колодезной водицей, и так-то хорошо, покойно стало.

Вскоре и спать улеглись, чтобы, ради великого дня, со свежей головою проснуться.

Заснул я сразу, только всю ночь напролет с волками да медведями воевал. Вдруг, чую, кто-то трясет меня и будто бы окликает. Открыл глаза, а солнце уж высоко, так и льется в окно. Рядом со мною отец стоит, посмеивается.