Читать «А.А. Богданов (Малиновский) как мыслитель» онлайн - страница 11

Таким образом, эмпириомонистическая картина мира развертывается перед нами как лестница непрерывно усложняющихся форм организации: градация непосредственных комплексов от почти полного хаоса какой-нибудь звездной туманности до упорядоченного единства миллионов элементов в клеточке живой ткани; историческое развитие индивидуально организованного опыта от элементарных восприятий простейших организмов до бесконечно дифференцированной психики современного цивилизованного человека; наконец, завершающий здание социально организованный опыт монистической науки.

В завершенном синтезе «социально организованного опыта» «теряет свой смысл и само противопоставление „физического“ и „психического“». Опыт, организованный индивидуально, входит в систему опыта организованного социально, как его нераздельная часть и перестает составлять особый мир для познания. «Психическое» исчезает в объединяющих формах, созданных познанием для «физического», но и физическое перестает быть «физическим», как только у него нет постоянной антитезы психического. Единый мир опыта выступает, как содержание единого познания. Это — эмпириомонизм.

Эмпириомонистическая концепция, основные архитектурные линии которой мы здесь бегло пометили, была богато иллюстрирована автором целым рядом приложений в самых различных областях нашего познания. Этих иллюстраций, зачастую очень существенных для понимания основных идей автора, мы, к сожалению, не можем касаться; отметим только, что из теоретических работ Богданова в этом периоде наиболее законченной является социально-исторический анализ происхождения и развития идеологий.

Эмпириомонизм не был отлит автором в строго упорядоченную философскую систему. На целый ряд теоретико-познавательных вопросов мы не получаем исчерпывающего ответа. Так, например, согласно Богданову общезначимость форм научного познания генетически создается коллективной организацией опыта; значит ли это, что и логически, по самому своему содержанию, понятие «общезначимости» или «объективности» эквивалентно социальной организованности? И далее: научные законы, как мы только что видели, Богданов не относит ни к области физического, ни к области психического; отсюда мог бы возникнуть соблазн объявить формы социальной организации опыта особой сферой бытия, бытия, скажем, «логического». Формально такая попытка привить эмпириомонизму гуссерлианство легко осуществима, но, конечно, она в корне противоречила бы умонастроению автора эмпириомонизма.

А. А. Богданов совершенно сознательно уклонялся от теоретико-познавательной шлифовки защищаемых им философских положений. Как мы уже отметили выше, для него философия никогда не имела самодовлеющей ценности. Подобно Энгельсу, он видел в философских построениях лишь гипотетически условное предвосхищение построений научных; этой чисто служебной ролью, ролью временного орудия, расчищающего поле для научной работы, исчерпывалось в его глазах все значение философии. Вполне понятно поэтому, что Богданов не видел никакой надобности затрачивать годы на то, чтобы придать своим философским положениям корректно-безупречный вид в глазах профессиональных философов.